Раньше ночлег на время путешествий выбирала Рипсик, ей это доставляло удовольствие, у нее ведь в жизни никогда не было просторного дома, в Ереване она всю юность и еще долго после нее оставалась в родительской квартире, деля с Гаяне маленькую застекленную веранду, «выкроенную» из хозяйственного балкона. Вы можете себе представить двух русских (или эстонских) сестер, согласных в пору сексуальной активности обитать в таких условиях? Все, что в эту «кишку» поместилось – две узенькие кроватки, гардероб, книжный стеллаж и малюсенький стол, за которым я потом писал свою первую повесть. В Таллине нам тоже нечем было похвастаться, кроме разве дубового паркета – подвал есть подвал, вот и сидела Рипсик иногда часами за компьютером, подыскивая для нас квартиру в Риме или во Флоренции. Особенно «шиковать» ей, конечно, все равно не удавалось, мы были ограничены в средствах, но и в пределах допустимой цены встречались неплохие квартирки, а однажды мы с ней – и с Гаяне – в Риме попали в настоящий «музей барокко». На самом деле, мы забронировали другую квартиру, но та была занята, хозяйка ошиблась, не успев удалить данные с сайта, и, чтобы обошлось без законных претензий, предоставила нам другую, заметно дороже, но за ту же цену, роскошную, недалеко от Испанской лестницы. Когда мы вошли в прихожую, первое, что мы узрели – метровую бронзовую скульптуру Юдифь, с мечом в руке. Фарфора и бронзы оказалось в избытке, и не только на столе, от серебра ломились посудные шкафы, а всевозможными вазочками, флакончиками, розеточками был заставлен даже туалет, и Рипсик с Гаяне никак не могли взять в толк, зачем нужна серебряная мыльница. В последнюю ночь хозяйка пришла, тихо вошла в квартиру и проверила, не унесли ли мы что-нибудь – знаю, потому что мы оба с Рипсик проснулись, когда она, выходя, закрывала дверь.

Теперь Рипсик не стало, и я особенно не выбирал, где жить, только смотрел, чтобы в центре и подешевле. Квартир я больше не снимал, зачем, все равно готовить не собирался, останавливался в гостиницах. В Петербурге оказалось немало таких, переделанных из бывших квартир, Советский Союз ведь не заботился о путешественниках, предполагалось, что у каждого гражданина есть родственники, однокурсники или просто приятели, с распростертыми объятиями встречающие долгожданного гостя, а сейчас ситуация изменилась, состоятельные люди стали вкладывать деньги в гостиничное дело, покупать квартиры и приводить их в божеский вид – именно в божеский, а не гермесовский, ибо этот великий путешественник, такие халупы, конечно, отверг бы с большим презрением; ну а боженька у нас такой же малотребовательный, как и Учтивые; одного поля ягоды, или представители одной цивилизации, как хотите. Вот и сейчас, распаковывая вещи, я даже не знал, куда повесить рубашки и положить белье, потому что в номере не оказалось шкафа. Не было и стула, его заменяла засунутая под конторский стол низкая мягкая тумба, сидеть на которой было решительно невозможно. Правда, на книжной полке хозяева выставили целую серию книг русской классики, но поскольку отсутствовало бра, то было непонятно, как этим богатством пользоваться. Зато на стене висел огромный телевизор, но для меня он был до той самой лампочки, которой не хватало для чтения: после смерти Рипсик я сей агрегат вовсе не включал, кроме как послушать оперу с плеера. Раньше мы с Рипсик вместе смотрели новости, обсуждали политические события, промывали кости всем тем глупцам, которые правят миром, теперь это было невозможно, она находилась «в отсутствии».