Услуги няни я оплачивала с карточки. Благодаря Наталье с сыном я общалась только вечерами, что меня немного расстраивало, однако давало работать, не сильно уставая. Дочь пока не требовала много внимания, а печатать на ноутбуке можно было и на лавочке в парке. Правда, эффективность этого была сомнительной, но не нулевой. Иногда Наташа забирала обоих детей на прогулку, тогда я могла позволить себе поработать чуть больше и интенсивнее. В периоды пика заказов приходилось работать и ночами. Но за это меня ругал врач, говоря, что недосып крайне вредно сказывается на разуме и память в таком случае не восстановится вовсе. Однако когда я в такие дни стала пропускать приемы, чтобы наверстать упущенный ночью сон, – перестал. Меня очень радовало, что в итоге совокупного дохода мне хватало на оплату коммуналки, еду и даже игрушки детям. Под ногами ощущалась пусть еще не очень твердая, но уже почва. В какой-то момент я даже перестала бояться, что кто-то придет и выгонит меня из квартиры. Потому что начинала верить, что если что – справлюсь. Врач за свою работу денег не брал, объяснив, что его курс – часть социальной программы.

На первый прием к нему мы с Наташей зашли по ходу прогулки с детьми. Оставив меня у двери в подвальное помещение, няня укатила двойную коляску по направлению к парку, обещав через час вернуться. Идея о безвременно почившем муже-мафиози, оставившем меня на попечение своей шайке, снова засвербела в мозгу. Ибо что за врач будет принимать пациентов в подвале одной из пятиэтажек спального района? За дверью без вывески. Интересно, какой он специализации? И есть ли хотя бы диплом?

Видимо, размышляла я неприлично долго, потому что дверь внезапно распахнулась, и на пороге возник, надо полагать, сам Леонид Денисович. В черных брюках и полосатой синей рубашке без галстука, без белого халата и бейджика. На вид ему было не больше сорока, однако виски уже тронула седина. Его прическа и элегантная эспаньолка показались мне смутно знакомыми. Как и глаза. А вернее, взгляд со смесью боли и радости.

– Добрый день, – улыбнулся он, протянув мне руку. – Пойдемте, не будем терять время.

Чуть помедлив, я все же ухватилась за шершавую ладонь и аккуратно спустилась по пыльным ступенькам вслед за врачом. Который между тем продолжал разговор:

– В моем основном офисе потоп, поэтому пока его последствия будут ликвидировать, пришлось временно обосноваться тут. Для вас и еще одного пациента пропуск консультаций критичен, так что извините за антураж.

Я незаметно выдохнула: наличие основного офиса несколько снизило тревожность. Хотя справедливости ради надо отметить, что за весь период полугодовой терапии я его так и не увидела. В конце ступеней оказалась вполне крепкая деревянная дверь, за которой расположилась уютная светлая комната с диваном, столом, кожаным креслом и фикусом в кадке. Последний подействовал на меня успокаивающе.

Галантно повесив мою куртку на вешалку у входа, рядом с кожаным плащом, доктор указал на диван, а сам прошел к столу. Дождавшись, пока я сяду, он достал блокнот и поинтересовался:

– Как дочь?

– Хорошо, – улыбнулась я, заправляя за уши мешающиеся пряди.

– Не передумали еще Миленой называть? – продолжил светскую беседу он.

Признаваться, что об имени я пока вообще не думала, было стыдно, поэтому ухватилась за предложенное:

– Не передумала.

Что-то чиркнув в блокноте, мужчина откинулся на спинку кресла, сцепив руки в замок, и спросил:

– А что вообще вы помните?

– До выписки из роддома – ничего, – честно ответила я, по его примеру откидываясь на спинку дивана.