За Волгой езда была весёлая. Лесная дорога без насыпей и грейдера была избита до не возможности лесовозами. «Пазики» спасателей останавливались перед каждым незначительным подъёмом, и шли вперёд только после прибавки к своим лошадиным силам, ещё пятнадцати – двадцати человеческих сил, усиленных розовым портвейном.

– А ну, ребята, толкнём! – открывал двери водитель. И ребята, вывалившись из автобуса, облепляли автобус как мухи и… Раз – два, раз – два. Взяли! Автобус качается, но не идёт.

– Давай ещё людей! Взяли!

Машина раскачивается и стоит. И вдруг обиженный крик. —

– Стой, ребята! Он, сволочь, ещё мотор не завёл!

Громкий мат и за ним весёлый хохот.28 Кто-то кричит: « Может бечеву, как у бурлаков, и хрен с ним, с мотором!»

К девяти часам стемнело. Толкать никто не выходил и водители, надрывая моторы, вытягивали машины самостоятельно. В воздухе резко поволокло гарью. В просветах между кронами могучих сосен в темноту невидимого неба врывались неровные, бурые пятна далёкого зарева. Явственно слышалась дыхание большого пожара. Машины как-то вдруг неожиданно резво пробежали по прямому отрезку дороги, громыхнули на деревянном мосту через ручей и уткнулись белым светом фар в тёмные контуры домов. Водители заглушили моторы, фары погасли, и мрачно мерцающее небо нависло над посёлком и колонной машин. Край огня в лесном посёлке Дорогуча встретил огнетушителей молчаливой напряжённостью. Было одиннадцать часов вечера.

Люди без обычного ора и шуток покинули автобусы и смотрели на огромное мутное зарево. Неровные края зарева зловеще колыхались, исполняя замысловатый адский танец. И все прибывшие на борьбу с этой стихией, некоторое время молча смотрели на завораживающий, сковывавший мысли и чувства мрачный отблеск, цепенея как кролики, под взглядом питона. И переживали влияние непонятной незнакомой стихии.

Но дело было позднее. Встретившая колонну неторопливая женщина в окружении старших по колонне и любителей знать больше других, добротно, уже привычным к несчастью тоном, рассказывала о трагедиях, произошедших на её глазах, и разъясняла где приехавшим разместиться на сон и что можно сделать ночью по устройству. Нестройные голоса требовали еды, а молодые и бойкие начали завязывать знакомства с неизвестно откуда появившейся стайкой местных девчонок. Сильнее чем есть, хотелось Сугробину спать. Вчерашняя выпивка, неожиданные события, закончившиеся пятнадцатичасовой поездкой в жестком автобусе по жёстким дорогам, разбили организм до моральной тупости. Не хотелось ничего выяснять и ни о чем думать. Он даже не включился в борьбу за набитые сеном матрасы, которых оказалось втрое меньше по количеству, чем людей. Вокруг суетились, сидели в кружках, закусывали прихваченными запасами и допивали вино. Он сидел на брёвнах, рассыпанных у дороги бесцельно, и докуривал пачку сигарет. Зарево всё также волновалось угрюмым облаком. Появившаяся луна только усугубила нерадостную картину зыбучей песчаной земли. Горели могучие сосновые леса, шишкинские леса горели. Сигарета сгорела. Леонид пошарил по немногочисленным карманам. Кроме денег и ключей от квартиры, в карманах у него ничего не было. И прошло ещё два часа, пока группа из института оказалась на постое в деревянной одноэтажной школе на краю поселения. Постелью всем оказался крашеный деревянный пол. Сугробин наткнулся на одинокую лавку, положил на неё валявшееся рядом полено под голову, закрыл глаза и немедленно уснул. Воздух был тёплый, и холодно не было.

Нет ничего прекраснее и полезнее огня. Нет ничего страшнее и ужаснее огня, его необузданной стихии, посылаемой людям толь в наказание, толь в напоминание о вечном. Пожар бушевал на пятидесяти тысячах гектарах лучших лесов России. Началось с малого, а когда будет конец, было одному Богу известно. Ни один человек не мог ответить на этот вопрос. Несмотря на великие достижения в науке и технике, и полёты человека в космос, человек выглядел совершенно беспомощным перед лесным пожаром, и ни остановить, ни локализовать его не мог. Отсутствовали понятия о борьбе с огнём в лесу, отсутствовала техника, если кто и понимал, как её применить на защиту леса, Самое большее в борьбе была не защита леса, а спасение деревень. Здесь же и деревень то не было. Было одно село и одна деревенька на всё междуречье. Их и спасали, но не уберегли. Село уже сгорело, а деревенька сгорела на следующий день по прибытию спасателей. Посёлок Дорогуча принадлежал леспромхозу, рубившему здешний лес десятилетиями. Его работники, должно быть, и виноваты в пожаре. Дождевой и грозовой погоды всё лето не было. И естественно пожар от молний быть не мог. Виновных никто не искал и пожар бушевал.