Ребятам освободили место, поставили перед ними бутылку коньяка, и весь коллектив дружно выпил за молодёжь. А через минуту все о них позабыли и продолжили гулять по интересам. Ребята выпили ещё коньяку и предпочли всем закускам отлично поджаренный «цыплёнок табака». В голове у Сугробина заискрились снежинки, хотелось улыбаться и он улыбнулся сидящей напротив женщине. Она сидела одна. Возраст её, как определял Хэмингуэй,31 был от двадцати пяти до сорока. Женщина улыбнулась в ответ и подняла бокал

– За студентов!

Володьку уже утащила весёлая дамочка, любительница буги – вуги.

– Нет возражений, – ответил Леонид.

– И у меня нет, – подхватил возвратившийся к месту Володя. И плеснул в рюмки оставшийся коньяк. – За прекрасных дам. – И выпив, добавил, обращаясь к Леониду, – Здесь в гостях в основном, все сослуживцы маман, фармацевты из аптечного управления. Знакомства очень полезные, если заболеешь чем-нибудь нехорошим.

– Не говори так, Володенька. И если будете держаться ближе к нам, то ничего плохого с вами не случится, – ответила ему «дама».

– Вот, Лёнь, держись ближе к этой даме, а я подержусь ещё за любительницу стиляг.

Володя отошёл. В радиоле сменили пластинку, и мягкий тенор запел шлягер сезона про пчёлку и бабочку. «По лесам, по полям и лугам они парой летают…»

– Меня зовут Эмма, – сказала женщина, вставая и взмахом руки поднимая Леонида. – Потанцуем.

Крутились пластинки на радиоле, плескалось вино в бокалах. На Кубе Фидель Кастро добивал проворовавшегося и продавшегося США диктатора Батисту. На орбите земли вращались первые советские искусственные спутники. Студент Леонид Сугробин танцевал с непонятной женщиной едва её касаясь и мгновенно отстранялся, когда её высокая упругая грудь прижималась к нему. И пил с ней вино, и курил только что появившиеся в стране ароматные албанские сигареты «Диамант», осторожно поднося огонёк зажигалки к кончику её сигареты. Ему было весело и совершенно спокойно на сердце. О чём они разговаривали с Эммой в тот вечер, он и не помнил никогда. А вспомнил что уже заполночь, когда гости, нетвёрдо держась на ногах, начали покидать праздничную квартиру.

– Ты оставайся у нас, – сказал Володя Леониду, когда тот взял пальто, – у меня в комнате раскладушку поставим и завтра догуляем.

– А кто меня в ночи на тёмных улицах сохранит, Володенька, – вмешалась появившаяся рядом и уже одетая для выхода Эмма, о которой в этот момент Лёня и не думал. – Какой он будет джентльмен, если не обережёт даму, которая сделала его вечер красивым.

– Пожалуй, она права, – сказал смущённый Леонид. Он действительно не подумал, что чем—то обязан Эмме. Ведь он был просто мальчик на двадцатом году, ущемлённый предательством любимой девушки, а она взрослая… – Она права, Володя. Да и завтра гулянка уже не для меня. И знаешь притчу – «отец сына бил не за то, что пил, а за то, что опохмелялся.»

– Вот какой умненький мальчик, – сказала Эмма

– Да будет так! – сказал Володя и открыл дверь, выпуская Леонида с Эммой на площадку.

Мороз смягчился. Падали крупные искрившиеся в огнях фонарей снежинки. Городской транспорт уже отдыхал на своих ночных стоянках. Дорога к дому Эммы шла по пути к общежитию Леонида и часовая прогулка по ночному городу не смущала. Эмма надёжно взяла его под руку, и они неторопливо шли, чуть прижимаясь, друг к другу как влюблённые.

– И что же ты, студент, не захотел стать моряком!? Все самые красивые девушки считали бы за честь быть рядом с тобой…

– Вот из—за этого и ушёл. Не дожидаются красивые девушки моряков, – ответил Леонид и не почувствовал никакого укола внутри, которые сопровождали его при каждом упоминании о Людмиле. «Рассосалась боль, зарубцевалась трещина», – подумал он. И на следующий вопрос Эммы неожиданно для себя рассказал ей всю свою историю любви и тоски. А когда закончил, Эмма обняла его и поцеловала.