– Димыч, а ты не боишься Батанова? – Алина с трудом высвободилась из его объятий и откинула голову на подушку.

– Нет, а чего мне бояться Батанова? – удивился Дима. – Он нормальный мужик. Не гнида.

– Не что… не кто он? – приподнялась на подушке Алина.

Она оперлась на локоть, подсунув смятую подушку под шею, и с удивлением воззрилась на Воронцова.

– Не гнида. Не гнусь. Нормальный мужик!

– Как всё легко у тебя, – она помотала головой, раскидывая волосы по подушке. Алина знала, что они у неё красивые. Не однажды замечала, как мужчины оборачиваются ей вслед, чтобы полюбоваться удивительными волосами. – Не гнида, не гнусь – значит, нормальный. А мне кажется, он садист и изувер!

– Да ты что! Вот дурочка, да Батаныч мухи не обидит. Он у жены под каблуком. А дочка из него верёвки вьёт. Он мягкий и податливый, как пластилин, и совсем не гнусь. Батаныч – настоящий! Все остальные мелочь по сравнению с ним.

– Димыч, а ты не гнусь? А ты – не гнида? – Алина шлёпнулась на Воронцова, словно с потолка обрушилась.

Воронцов зажмурился от удовольствия, с ног до головы его прошибло горячей волной. Тело у Алины хрупкое и лёгкое. Вес маленький. Она как бабочка, мягкая и твёрдая одновременно. Стало щёкотно. Воронцов вывернулся и поцеловал Алину. Когда они оторвались друг от друга, сказал, прерывисто дыша:

– Я хороший! Ты люби меня, пожалуйста! Иногда я отбываю из реальности, но быстро возвращаюсь. Если заметишь моё отсутствие – не обижайся. Я быстро вернусь!

– Да, Димыч, ты бываешь странным, – упрекнула Алина, водя пальцем по его животу. – Какой у тебя красивый живот, и не подумаешь, что мужской. Тугой, узкий, втянутый, как у осы.

– Ты тоже красавица, не расстраивайся, и ты тоже странная. Я иногда бываю странным, а ты всегда в этом состоянии. Давай просто любить друг друга. Молча и сосредоточенно.

– Давай! – обрадовалась Алина, радуясь возможности ухода от выяснения отношений.

И они забыли, на каком свете находятся, в каком времени суток пребывают и в каком пространстве плавают их обнажённые тела. Всё исчезло. Не было комнаты, кровати и подушек. Не стало электричества, исчезли звуки. Они погрузились в измерение, до сих пор не изученное физиками и философами и по этой причине не имеющего количественного номера. Это самое лучшее измерение во времени и пространстве, его не существует в других мирах, но оно есть на земле. И попасть в него можно лишь однажды. Алина плыла по невесомому облаку, отталкиваясь руками от пустоты, понимая, что в этот миг она счастлива, как не была счастлива никогда до этого. Она видела и ощущала своё счастье. Она трогала его руками. Оно было невесомое, но осязаемое. Алина вскрикнула и очнулась. Дима смотрел на неё влюблёнными глазами.

– Ты никому не расскажешь про нас? – сказал он, пробуждаясь от любовной истомы.

Алина поморщилась. Разве можно рассказать про любовь кому-нибудь? Никто не поймёт. Она отгородилась от Димы и стала одеваться, пытаясь сохранить в душе ощущение счастья:

– Нет. Не волнуйся. Я всё забыла!

Он проводил её до двери. Обнял и долго стоял, обхватив её руками. Наконец она освободилась от захвата и вышла на площадку, пытаясь вернуть себя в ощущение невесомости. Ей удалось. Алина засмеялась и побежала, чувствуя, что победила реальность и теперь сможет отстраняться от неё. Когда захочет.

– Хабкун! – крикнули сзади.

Алина вздрогнула, сбилась с шага, но не обернулась.

– Хабкун! – прозвучало ещё громче, но девушка продолжала семенить по коридору.

Каблуки красивые, высокие, целых двенадцать сантиметров – ужасно неудобные; чувствуешь себя, как на костылях.