Худенькой бледной змейкой с грязными и ядовитыми коготками-зубками ее правая рука начала подниматься вверх. Медленно, со зловещей грацией, Демон отставила указательный палец и нацелила его в одно из зияющих ноздревых отверстий. Когда палец начал свое погружение в ноздрю, мне казалось, что этому никогда не будет конца, что палец будет уходить и уходить все глубже и глубже в голову Демона, пока не исчезнет совсем. Но в конце концов погружение закончилось и палец устремился наружу к свету, вынырнув с комком зеленоватой блестящей студенистой массы на конце, размером не меньше леденца.

Немигающий взгляд черных глаз Брэнды держал меня неотступно. Ее рот начал открываться. Я содрогнулся.

Нет, взмолился я, мысленно обращаясь к своей мучительнице, пожалуйста, только не это!

Демон устремила украшенный зеленым наростом палец к своему розовому язычку.

Не в силах спастись, я продолжал следить за происходящим, чувствуя как мой желудок закручивается узлом, поднимаясь вверх и превращаясь в крохотный тугой комок.

Зеленое на розовом. Грязные ногти. Липкая студенистая масса, вот-вот готовая сорваться вниз.

Демон слизнула с кончика пальца свою добычу. Должно быть я издал громкий хрип или сильно вздрогнул, потому что отец сжал рукой мою коленку и прошептал: «Слушай внимательно» и конечно же более ничего не заметил, даже самого финала изысканной пытки, устроенной мне Демоном. Улыбнувшись мне, Брэнда притушила взгляд своих черных глаз и, знаменуя окончание действа, ее головка отвернулась от меня, вернувшись в исходное положение. Рука ее матери поднялась и погладила ослепительные демонические пряди Демона, словно не было во всем подлунном мире более кроткого и сладчайшего существа, чем ее дочь.

Преподобный Лавой объявил общую молитву. Освобожденный от наваждения, опустив голову, я крепко зажмурил глаза.

Примерно через пять секунд после начала молитвы твердый крохотный снаряд со щелчком врезался в мой затылок.

Быстро оглянувшись, я посмотрел назад.

И онемел от ужаса. Безжалостно блестя серыми как сталь глазами, прямо позади меня сидели братья Брэнлины, Гоча и Гордо. Их родители по обе стороны от них были глубоко погружены в молитвенный транс. По моему мнению, повод для молитвы у этих людей мог быть только один – скорейшее избавление от своего нечистого потомства. Оба брата Брэнлины были затянуты в одинаковые синие костюмчики, с белыми рубашками и галстуками, и единственное различие сводилось к тому, что белый галстук Гочи перечеркивала полоска красная, в то время как галстук Гордо имел полоску черную. Волосы Гочи, который был старше Гордо ровно на год, были светлее; лохмы Гордо отдавали в желтизну. Лица и того и другого более всего напоминали угрожающие физиономии вырубленных из темного гранита каменных истуканов и все в их облике – устремленные вперед подбородки, выпирающие скулы, кости которых готовы были прорвать кожу, утесы гранитных лбов – все говорило о снедающем их души злобном огне. В секунду, следующую за началом моего созерцания этой пары хищных образов, Гордо поднял руку и молча показал мне отставленный средний палец, в то время как Гоча зарядил духовую трубку новым гороховым снарядом.

– Кори, не крутись по сторонам! – раздался у меня над ухом шепот мамы и меня дернули за рукав. – Закрой глаза и молись!

Так я и сделал. В следующий миг новая горошина вонзилась в мой череп. Пущенная умело и с близкого расстояния, горошина может причинить острую боль, сдержать от которой крик невозможно. В течение остатка молитвы я слышал, как позади меня Брэнлины крутились, перешептывались и хихикали словно пара злобных троллей. И в течение всего остального времени моя голова служила им верной мишенью.