Больше всех от нужды во внимании изнывала отныне Карла. В лучшем случае девушки могли встретиться раз-два в месяц, да и те их свидания сводились к вопросам по состоянию квартиры и формальному: «Как дела?»

Поскольку Карла работала теперь вместе с Генри, она часто печально следила за тем, как после его окончания смены пара уходит вместе. Катерина, одурманенная влюбленностью, полностью игнорировала подругу, словно той и вовсе не существовало.

Встречая сплетенную смехом и общей страстью компанию, Карла в прямом смысле видела причины их отдаления с подругой. Вместе с тем Армут наотрез отказывалась принимать обоснованность их происхождения. Высадив в душе семечки ревности и обиды, девушка принялась взращивать целый сад злобы как к Голдманам – ворам ее счастья в лице Катерины, так и к самой Рудковски – предателю треснувшей по швам дружбы. Катерина же, хотя время от времени и допуская подобную мысль, не подозревала о настоящих масштабах раздутой трагедии. Ничто не тревожило ее сон, и ничто не ложилось бременем на ее совесть.

Семьи Голдманов и Рудковски постепенно сближались, и время от времени на долю Генри падала участь присмотра за малышкой Мелани. Женщины – Элеонора с Алисией – занимались тем, что готовили совместный ужин; Катерина, как правило, дорабатывала не законченные за неделю проекты; а единственный в семье Рудковских мужчина подбрасывал в огонь обязанностей супруги дрова в виде перепачканного рыболовного костюма.

Генри однако совсем не чурался возложенной миссии – напротив, он только рад был разбавить рутину с малышкой. Парень, сам не зная откуда, усвоил: порой от детей можно услышать обнаженную до чудовищной простоты мудрость, и, что еще важнее, они искренне верят в сказанное. Сама Мелани же усмотрела высшее счастье в возможности нежиться лишним вниманием и играть с «огромной, но доброй» собакой.

Даже Катерина, при своем равнодушии к животным, таяла под пронзительным взглядом ореховых глаз Найды. Девушка не без труда, но простила псу зимнюю выходку – хотя того едва ли стоило обвинять – и научилась понимать, чего этот чудный зверь хочет.

Когда малышка обыгрывала Генри во всех состязаниях (другой исход разорвал бы сердце парня); когда все камни у речки были пересмотрены, палки найдены и отделаны под рыцарские мечи; когда малютка, заручившись смиренным терпением Найды и строгим надзором юноши, взбиралась на крепкую спину собаки, тогда раззадоренная голодом банда на всех парах мчалась на ужин.

Еда подавалась обильно и не без почестей. Над созданием яств женщины кроптали вместе, и что Алисия, что Элеонора – обе они, доведись голодному рту похвалить их очередное творение, наотрез отказывались признавать авторство. Во-первых, работа действительно велась совместно. А во-вторых, эти дамы по жизни болели тошнотворной скромностью и просто не знали способов встретить заслуженную похвалу.

Что до Катерины, та вовсе и не имела к комплименту какого-либо отношения. Она не умела готовить, но этот факт не мешал ей подкармливать Генри щедрой порцией перебранки. Тем же занимался и мистер Рудковски.

– Сегодня Мелания сплела такой чудесный венок, что я, засмотревшись на коронацию Найды, едва не поскользнулся на – только представьте! – змее, – поделился приключениями Генри. Женщины ахнули, одна из них даже пустила крик, после чего они с минуту сидели с раскрытыми ртами.

– Да ладно тебе, – обиженный тем, что внимание выдали не ему, попытался воззвать к стыду Генри Джозеф. – Ты же не баба, чтобы бояться своих конкурентов.