Савва как-то по-особенному горестно вздохнул. «Та-ак!..» – отметил про себя Агатий.

– Я всегда старался прикоснуться к знаниям и мудрым наставлениям. Скоро, очень скоро всё бесценное богатство, нажитое из книг и умных разговоров, положат вместе со мной в могилу. Для чего, спрашивается, я жил? Для чего стремился к наукам и мечтал принести пользу? Вместе со мной исчезнет огромная нетварная сокровищница. Не могу осознать умом эту будущую потерю! Вот меня и интересует: отчего из века в век происходит такая нелепица? Хочу это понять и прожить оставшиеся годы как-то более осмысленно. Понимаете?

Священник снял с груди крест, поцеловал и убрал в саквояж.

– В позапрошлом веке был такой святой – Серафим Саровский. Может, вы даже слышали о нём или читали.

– Немного, – ответил Савва.

– Так вот. Преподобный Серафим говорил: «Спасись сам, и вокруг тебя спасутся тысячи». Христос спустился к человеку с небес, чтобы вывести его из пучины греха к свету. Мы празднуем Рождество Христово как доказательство того, что Господь добровольно оставил небесный трон и снизошёл до человека. Заметьте, не человек, неудовлетворённый своим положением, вынужден искать Бога, а сам Бог ищет его, чтобы наставить и спасти.

Священник перевёл дух. Напарник его налил из термоса чай в две походные чашечки. Одну предложил шефу, другую подвинул к себе. Священник отпил глоток, вытер белым батистовым платом губы и продолжил:

– Вас беспокоит вопрос собственной, так сказать, реализации. Но скажите на милость, почему вас вообще интересует то, что лично вас не касается? Единственное, что должно вас интересовать, – это вопрос собственного спасения. Вместо этого вы печалитесь о добрых делах и несостоявшемся жертвенном служении. Это неправильно.

– Святой отец! – вкрадчиво вставил Савва. – То, что вы сейчас сказали, мне представляется, уж простите, духовным эгоизмом. Где-то я читал, что жертвенное служение – дорога к спасению…

– Во-первых, я ещё не святой, – священник перебил Савву, – хотя вы можете называть меня, как вам заблагорассудится, – тень довольства мелькнула на его лице, – а во‑вторых, если разрушить крепость, как защитить от гибели горожан? Не знаю, что за книжки побывали у вас в руках, но предлагаю прислушаться к голосу священника!

– Чудно́! – не унимался Савва. – У католиков, насколько я знаю, действительно главный праздник – Рождество Христово. Западному человеку приятно думать, что Спаситель сам пришёл к нему и ради него пострадал на кресте. А у нас-то в России главный праздник – Пасха. Именно на Пасху мы радуемся Воскресению Христову и намереваемся следовать за Господом и на Голгофу и в рай! Но следовать за Христом – не то что ловить на дороге проезжающую машину. Надо пройти Его крестный путь, надо пострадать за ближнего, короче, поступить так, как поступил бы сам Спаситель. Иначе зачем Он показал нам урок страдания, если люди могут попасть в рай иной, благополучной дорогой?

Человек, сопровождающий священника и сидевший до того безучастно, при последних словах Саввы откинул назад голову и громко расхохотался.

– Отец Демокритос! Везёт же нам на этих русских правдолюбцев!

Священник, имя которого оказалось столь мудрёно, недовольно поморщился. Он явно не ожидал конфуза. «Какой-то старик, у которого и образование, быть может, – пара начальных классов, за пять минут разговора вынудил нас так грубо выдать себя!»

Он злился на своего несдержанного напарника, но более на самого себя: как мог он упустить назидательную нить разговора? Ведь именно это позволило старику задавать свои идиотские вопросы. Демокритосу не пришло в голову, что старик завёл разговор о самореализации неспроста. Ведь вопрос спасения как формы самореализации – это вопрос об отношении к ближнему. Смирение, молитвенные подвиги, милость лишь следствие простой сердечной способности любить. Способность любить не столько самого себя, но прежде всего ближнего – самая надёжная лакмусовая бумажка состояния человеческой души.