– Отче, что с вами?

Тот покосился на келейника и глубоко вдохнул.

– В общем, так, Агаша. Надумал я до президента Российского идти. Потолковать мне с ним надо. Молчи! Знаю, трудная предстоит дорожка…

– До президента?! – вспыхнул Агатий. – Так это ж в Москву надобно. Не-е, отче, вам отлучаться от монастырских стен никак нельзя – пропадёте, ей-богу, пропадёте!

– Ничегошеньки не поделаешь, дружок, видно, надобно мне пострадать. Пора пришла.

Агатий как просветился.

– Отче, тогда и меня с собой возьмите!

Старец посмотрел на пылкого юношу. «Возьму, обязательно возьму», – мелькнуло в его голове.

– Что ты, что ты! Нельзя тебе со мной, никак нельзя.

Агатий вжался в костлявый бочок Саввы и повторил просьбу:

– Отче, не гони!

Они шли по степной дорожке. Накрапывал дождик. Было свежо, тепло и сыро.

– Грибное состояние бытия! – усмехнулся Савва.

Старец шёл чуть позади Агатия. «Так мне легче», – говорил он, стараясь всякий раз пропустить юношу вперёд. На самом деле причина была проста: его разрушенные колени отзывались на каждый шаг то ноющей, то покалывающей болью. Порой, зацепив ногой дорожный корешок или заступив в ямку, вырытую кротом-доброжелателем, старик вскрикивал и невольно выдавал себя.

– Присядем, – предложил он, располагаясь на выступающей из земли груде валунов, разогретых жарким июльским солнцем.

– А вот и водица!

Меж камней сочилась из земли влага. Кто-то из сельских жителей сделал небольшой приямок, и получилась вполне сносная запруда.

– Есть хочется! – засмеялся юноша, улыбаясь и вытирая губы.

– И то верно, – согласился старец, вслед за Агатием отведав ключевой водицы. – Что там у нас?

Юноша снял со спины рюкзак и достал полбуханки ржаного хлеба, банку рыбных консервов и литровую бутыль с квасом.

– Негусто, – подытожил он, раскладывая угощение.

– А почему мы не собираем грибы? – улыбнулся Савва и указал на защитную посадку метрах в двухстах от дороги. – Сбегай-ка, дружок, вон в тот березнячок. А я хлебец пока нарежу.

Действительно, минут через десять Агатий вернулся, придерживая обеими руками на груди множество крепких длинноногих подберёзовиков.

– Отче, вы прям Христос! Повелели, и я наловил полные сети!

– Ну и сравнения у тебя! – вздохнул старец, принимая у Агатия дары сибирского леса. – Верно говорят: молодость не знает границ, потому что никогда их не видела.

Шаг за шагом хромоногий клюкарь Савватий и лёгкий как перышко Агатий продвигались по сухой наезженной дороге в сторону посёлка Зелёный Бор. Целью путников была железнодорожная станция. Расположенный в двенадцати километрах от Минусинска посёлок имел прямое железнодорожное сообщение с Красноярском. «А там и до Москвы недалеко!» – шутил старец, продумывая с Агатием маршрут предстоящего путешествия.

Шофёр Виталька убеждал Савву:

– Отче, благословите отвезти вас в Зелёный Бор!

– Нет, Виталий, – отвечал старец, – так пойдём. Не пройдём – вернёмся. Тогда и цена нашей затее – от рубля копейка. А дойдём до Бора, знать, и до Москвы доберёмся.

Иной читатель удивится: «На каком таком основании Савва покинул монастырь? Уж не самочинно ли?» Спешу успокоить непраздное читательское любопытство: не самочинно. Исходу «на Москву» предшествовал долгий разговор старца с отцом-настоятелем. Дивился Игнатий:

– Отец родной, да как же ты до сего додумался? Помолодел, что ль, на монастырских харчах али бес тебя в ребро копытцем боднул? Ответь, не томи. А я покамест чаёк поставлю. Попьёшь чайку, может, дурь и сойдёт, Саввушка!

– Эка ты меня припечатал! – улыбнулся в ответ старец. – Слушаешь, а услышать не хочешь. Вот я и подумал: может, и мы, Божьи исповедники, выслушиваем мир, но слышим только самих себя? Как думаешь? Верно, прошу твоего благословения на странное дело, и, скорее всего, ничего у меня не получится. Но я должен сказать правду. И не по-монастырски шепотком, а в голос! Сказать не здесь, в благочестивой Дорофейке, и не тем, кто готов заранее нам верить, но в кабинетах. Да-да, в кабинетах, где совершается то, что потом тысячи русских попов отмаливают в исповедальнях. Благослови, брат, а там как рассудит Господь – имеющий уши да услышит.