– Папа, но я люблю Сашу и расстаться с ним не могу. Я понимаю, о чем ты говоришь, но это моя судьба. Вспомни свою любовь к маме.
– Но я не могу тебя потерять. Я этого не переживу.
Потом, перейдя на шепот, он с глубокой печалью произнес:
– Я уже в свое время потерял там свою первую жену и двоих детей. На мой век хватит.
Федор Иванович достал платок из кармана и промокнул им свои глаза. Зажав платок в руке и подперев голову, он как бы отключился от разговора с дочерью. Аглая еще немного посидела рядом с отцом, потом поцеловала его в щеку и пошла к двери.
Сколько он просидел в кабинете, уставившись в одну точку, Федор Иванович не знал. Вывела его из этого состояния Антонина Васильевна, которая утром зашла к нему в кабинет.
– Федор Иванович, принести Вам завтрак или Вы сегодня выйдете к столу сами?
На этот вопрос он ничего не ответил, но в свою очередь ее спросил:
– Антонина Васильевна, Вы знаете, что происходит с Аглаей?
– Да, знаю. Она влюбилась.
– А что можно сделать в этом случае?
– Ничего.
– Хорошо. Ступайте. Принесите, пожалуйста, мне крепкого чаю.
2.4
Вечером следующего дня Федор Иванович долго не ложился спать – ждал возвращения Аглаи. Он не знал, что и как ей скажет, но сейчас он был уверен в том, что его дальнейшее неприятие Кирсанова может привести к тому, что он потеряет дочь – единственного, бесконечно дорогого ему в жизни человека. А что ему тогда делать на этом свете, во имя чего продолжать жить? Неужели ради статей и книг, стопками лежащих в шкафу, или званий и дипломов, которые никого давно не интересуют? Он так и сидел в темноте, не зажигая свет, пока не услышал звук открывающейся входной двери. Федор Иванович вышел из кабинета в прихожую и замер в ожидании Аглаи. Закрыв за собой дверь и включив свет, Аглая увидела отца – старенького, тихого и какого-то жалкого. Она подошла к нему и прижалась как в детстве. Перед тем, как отстраниться от дочери, Федор Иванович тихо прошептал:
– Приведи ко мне завтра Сашу. Хочу с ним поговорить.
– Хорошо, папа. Спокойной ночи.
Аглая пришла домой вместе с Кирсановым сразу после работы. Федор Иванович видел Сашу по-хорошему в первый раз, так как в вечер знакомства, несколько месяцев назад, он его просто не рас смотрел. Сейчас перед ним стоял интеллигентный молодой человек, который, когда ему задавали вопрос, как мальчик краснел. Особенно обращали на себя внимание глаза Кирсанова – чистые, серые, с какой-то сразу подкупающей искренностью. Профессор Крутов и Саша Кирсанов проговорили до глубокой ночи. Аглая делала вид, что принимает участие в их беседе, но под предлогом хозяйственной занятости все время куда-то исчезала, стараясь их оставить вдвоем. После ухода Кирсанова, Аглая подошла к отцу и напрямую его спросила:
– Папа, Саша тебе понравился?
– Да, очень приятный юноша, но от этого мои страдания не уменьшились. Я не хочу, чтобы Вы уезжали. Я не хочу уже Вас обоих потерять.
– Папа, ну не будь ребенком. Ты же прекрасно знаешь, что этот вопрос решен. Не думай о плохом. Все будет хорошо.
С этого дня Александр Иванович Кирсанов каждый вечер бы вал в доме профессора Крутова. Димитрий всем объявил, что в связи с большой занятостью профессора прием гостей до осени прекращается и салон закрывается. Теперь они проводили вечера втроем – Федор Иванович, Саша и Аглая. И если Аглая с каждым днем становилась все краше, то Федор Иванович выглядел все хуже и хуже. Вдруг начало давать знать о себе сердце. В результате постоянных переживаний он стал плохо спать. В дополнении ко всему ночью ему снился один и тот же страшный сон: какой-то пьяный человек пристает к его дочери. Корчит рожи, ругается матом, срывает с Аглаи одежду. Она громко зовет его на помощь. Он это слышит, но ничего сделать не может.