– А для тебя, Тимошка Петров, есть новость.

Тимошка вскочил с уютной кровати, словно подброшенный вверх тугой пружиной. Первая мысль была о том, что кто-то из соседей заметил его, перемахивающего через ворота, и нажаловался Нине Павловне или Юрию Львовичу.

Тимка тщательно оделся и вышел поздороваться с хозяйкой. В гостиной сидела одна Зиночка. Девочка подозрительно посмотрела на него и вздёрнула носик:

– Тебе принесли посылку. Любопытно, от кого бы это?

Изящным жестом она указала на лежащий на столе свёрток в мелованной бумаге с чёткой надписью «Тимофею в собственные руки». От радости Тимошку прямо в жар кинуло. Точно от дяди Пети! Раз шлёт посылку, значит, у него всё хорошо, и он жив и в добром здравии. Но тут же остановился – нет, наверное, не от дяди Пети, иначе Зиночка не спрашивала бы его, от кого это, и не сидела в карауле около посылки, не сводя с неё удивлённого взгляда.

Мальчик потрогал пакет ладонью. Он был тяжёлый и плотный. Интересно. Тимошка позвал Нину Павловну, с волнением разрезал бечеву тяжёлыми ножницами и развернул похрустывающую свежестью бумагу. Под ней оказалась толстая книга в зеленоватом кожаном переплёте с тиснёной надписью «Альфред Брем. Путешествие по Нилу».

– Весьма загадочно, – заметила Нина Павловна, внимательно исследовав неожиданный подарок, – ни надписи, ни визитки. Дворник сказал, что пакет передал какой-то важный старик. – Она лукаво посмотрела на Тимошку: – Вы делаете успехи в обществе, молодой человек.

Тимка покраснел, прижал книгу к груди и торопливо пошёл к себе в комнату. Его душа была переполнена любовью и благодарностью. Он догадывался, что эту книгу прислал для него Всеволод.

«Я буду хранить подарок князя Езерского на самом видном месте, – думал Тимошка, поглаживая рукой яркие картинки неведомых животных и разглядывая страницу за страницей. – Вот она, моя змея».

Он остановился на странице с рисунком королевского питона и долго любовался затейливым узором на змеиной коже. И какая только животинка не появится на свет Божий! Тимошкины мысли перекинулись на ночное приключение и странную старуху, которая второй день кряду попадается ему на глаза.

«Как же звали ту знаменитую актрису, которую шальная бабка лупила по спине? – подумал он. – Кажется, Сева назвал её Евгения Рассолова. Надо будет разузнать о ней у Нины Павловны».

Он услышал неуверенные шаги Танечки по коридору и выбежал ей навстречу поздороваться. Танюша словно бы ожидала Тимошкиного прихода. Она смело протянула к мальчику руку, и он, повинуясь какой-то неясной идее, сложил её пальцы в воронку, наподобие телефонного рожка, и громко сказал, поднеся губы к самому отверстию: «Тима, Тима», – а потом, как вчера, написал на её ладошке большую букву «Т».

Губы слепоглухой шевельнулись в безмолвном ответе, и Тимка обрадовался, что они с Танюшей сумели так быстро подружиться. Он взял девушку за руку и подвёл к открытому окну. Её лицо, освещённое тёплым летним солнцем, было удивительно спокойным и милым.

– Как жалко, что ты не можешь видеть этой красоты и никогда не услышишь моих слов, – сказал ей Тимошка. – Но ты не расстраивайся, мой дед говорил, что у каждого свой путь, и только Господь Бог знает, как для кого лучше.

Во дворе дома Тимошка заметил дворника Ивана Лукина и помахал ему как старому знакомому. Иван шутовски отдал ему честь и вытер вспотевший под пышным картузом лоб:

– Пора на прогулку. Ишь, какой денёк разгулялся. Нынче будет жара.

«А ведь и впрямь пора, – подумал Тимка. – Кирьян, поди, заждался».

На этот раз в больницу его повела горничная Маша. Как хорошо бежать впереди Маши по уже знакомому пути. Если бы девушка по дороге то и дело не останавливалась, чтобы поболтать с прислугой из соседних домов, они дошли бы за десять минут. Приятельницы Маши были, как правило, такие же, как она, – бойкие и симпатичные девушки, едва начинающие обживаться в столице. Особенно Тимошке понравилась острая на язык толстенькая Лена, которая смешно окала и ежесекундно хохотала, прихлопывая по бокам пухлыми ладошками.