Печально! Опавшие листья несутся по лугам, дорогам, ручьям.

У ручья на валике, изогнутом, словно серп луны, сидит Иппыни. Ковшиком из тыквы-горлянки она отдвигает желтые листья, плавающие в воде, размеренными движениями черпает воду в кувшин. Вот она набрала воду, а сверху желтый листочек шаловливо падает прямо в ковш. Девушка поднимает круглое личико и укоризненно смотрит на дерево, возвышающееся на холме.

– Как много листьев сбрасывает эта хурма.

– В последние дни листопад очень усилился, – отвечает девушке пожилая женщина, мать Ян Сун, незаметно появившаяся у ручья с пустым кувшином.

– Ой, кто это? Когда вы подошли? Я не слышала ваших шагов…

– У тебя такая ладная фигурка, я просто залюбовалась тобой!

– Да ну вас. Нашли о чем… – не закончив фразы, девушка покраснела и, опустив голову, продолжала черпать воду.

– Свои наряды ты шьешь сама?

– Да.

– Мне очень нравятся цвета кофточки и юбки. Да и сшито очень хорошо.

– Кофточка, кажется, слишком яркая.

– Нет, ничего. А вот если говорить откровенно, то уж юбочка немного ярковата.

На это девушка ничего не ответила, и пожилая женщина продолжала говорить как бы самой себе:

– Бедному твоему отцу, наверное, трудно пришлось, чтобы вырастить тебя такой… и он, наверное, очень любит тебя. Теперь ему нужен хороший зять…

Девушка по-прежнему молчит. Женщина оглянулась и увидела мать Ок Све.

– Вы уже приходили за водой. Зачем опять пришли?

– А вы зачем пришли и поучаете Иппыни?

Манеры и поведение женщины говорили о том, что она остра на язык и любит посудачить. Сняв с головы кувшин и поставив его у ручья, женщина заговорила:

– Ах, это ты, Иппыни. Какая красивая у тебя кофточка. И как ты красиво причесалась. Ты такая же красивая, как твое имя – Иппыни. Наша Иппыни уже за водой ходит. Красавица наша Иппыни!

– Эх-хе-хе! – смеясь подзадорила ее мать Ян Сун.

А мать Ок Све не унималась:

– Уже перезрела. Эхе-е! Ей придется выйти за пожилого, бедного. А может, пойдет к богачу Киму, у которого амбары полны зерном. И будет она сидеть в яшмовой комнате, красивая и нарядная. Свекор и свекровь будут довольны, будет послушной женой, народит сыновей и дочерей.

Казалось, женщина никогда не остановится. Девушка, не желая больше слышать обидные слова, проворно водрузила кувшин на голову и, уходя, бросила:

– Ой, какая вы злая на язык, мать Ок Све. Право…

На ходу смахивая капельки воды, падающие с кувшина, девушка быстро удалялась. Чем быстрее шла она, тем чаще в такт движению бились на спине тугие косы. В самом деле, девушка была очень хороша собой.

2

– Хорошая дочь у Чхве Чхом Чжи, – слышалось ей вслед.

Неожиданно ей навстречу вышел деревенский батрак, который нес из леса дрова и под тяжестью груза шел мелкими шажками. Проходя мимо Иппыни, парень громко запел:

За этой голубой юбкой я готов идти хоть куда.

Эхе, эхе!..

Иппыни неслась как стрела, не обращая внимания на кувшин, готовый вот-вот свалиться. Очутившись у дома, она в мгновение ока скрылась за калиткой.

Уже три месяца Рённи батрачил в доме Чхве Чхом Чжи. По обычаю здешних мест это был довольно долгий срок, так как батраков нанимали только в самый разгар полевых работ. Сам Чхве Чхом Чжи, хотя ему уже перевалило за пятьдесят, был еще достаточно крепок, и они с дочерью жили не так уж роскошно, чтобы постоянно держать батрака. Однако, вопреки всему, Рённи продолжал жить у них. И вот почему: однажды в конце лета Чхве Чхом Чжи всю ночь молол на водяной мельнице ячмень. В эту ночь он чуть не расстался с жизнью. Когда опустилась мельничная ступа, он не успел отойти, и его сильно ударило по спине. Думали, не выживет. Сейчас Чхве Чхом Чжи стало лучше, однако никто не сомневался, что он останется калекой. Хотя окончательное выздоровление еще не наступило, Чхом Чжи, обуреваемый беспокойством о хозяйстве, опираясь на палку, весь сгорбленный, каждый день выходил на улицу.