Таким образом, большинство пушкинских сказок имеет, согласно Азадовскому, западноевропейское и книжное происхождение. Иной генезис имеет «Сказка о попе и о работнике его Балде» (не публиковавшаяся при жизни Пушкина). Ее источник – устный. Услышав однажды сказку о Балде, которая привлекла его своей антипоповской направленностью, Пушкин записал ее в своей тетради (1824)270.
Спустя полтора года М. К. перепечатывает свою статью «Источники сказок Пушкина» в сборнике «Литература и фольклор» (сдано в набор 10 сентября 1937 г.; подписано к печати 4 января 1938 г.). Текст ее в этом сборнике несколько отличается от того, который публиковался во «Временнике». Современный американский ученый Майкл Вахтель, инициировавший перевод и публикацию этой статьи в США, полагает, что авторская правка была вызвана нараставшей в СССР ксенофобией, вынудившей ученого смягчить (to tone down) некоторые из положений, которые «становились все более опасными»271.
Действительно, национально-патриотический пафос уже заметно окрашивал в 1937 г. советскую идеологию, и это сполна проявилось в рецензии на первый том «Временника Пушкинской комиссии» в «Новом мире», написанной А. А. Волковым272. Анализируя публикации, помещенные в первом томе «Временника», и частью подвергая их критике (В. Ф. Переверзева – за вульгарный социологизм; С. М. Бонди – за «научную осторожность, переходящую в ограниченность»273), Волков сосредоточил свое внимание на проблеме «Пушкин и западная литература». Приведем несколько его суждений о работе М. К.:
Азадовский именно старается доказать, что источником сказок Пушкина является не устное народное творчество, как это принято думать, а… сборник сказок братьев Гримм. <…> В качестве своего союзника Азадовский использует В. В. Сиповского, который еще в 1906 г. высказал подобный взгляд. Он считает нужным взять Сиповского под свою защиту от тех, кто указывал на ошибочность его точки зрения и подчеркивал национальный характер пушкинских сказок. <…> Утверждая, что сказки Пушкина заимствованы из сборника братьев Гримм, Азадовский не смущается даже тем, что Пушкин не знал немецкого языка. По мнению Азадовского, это неважно. <…> Азадовский вынужден повторять банальные вещи об овладении богатством мировой литературы, уклоняясь от своей непосредственной темы. Непонятно почему он считает нужным слово «национальный» поставить в кавычки…274
Подобно Переверзеву, заключает Волков, Азадовский умаляет «значение и роль великого национального русского поэта, давшего в оригинальных художественных образах энциклопедию русской жизни своего времени, поэта, тесными корнями связанного с устным творчеством русского народа»275.
Возмущенный этим выпадом, М. К. стал готовить ответ рецензенту. Сохранился черновик, озаглавленный «Письмо в редакцию». Показав на конкретных примерах недобросовестность Волкова, нарушившего в своей рецензии правила «элементарной честности», М. К. сделал следующий вывод: «…или Волков небрежно проглядел мою статью <…> либо же он сознательно извратил мои воззрения и таким образом дезориентирует читателя и дискредитирует журнал, в котором помещена рецензия».
Думается, что второе предположение М. К. ближе к истине, хотя, глубоко погруженный в изучение русского народного творчества, он в то время вряд ли предполагал, чем может для него обернуться его открытие, позволяющее видеть в сказках Пушкина западноевропейское влияние. Суждения такого рода еще не воспринимались в 1937 г. как «опасные».