Итак, в первой половине 1933 г. М. К. оказывается «служащим» одновременно в двух учреждениях – ГИРКе и ИПИНе. Эта ситуация тяготила его, и в минуты усталости он подумывал о том, чтобы податься «на вольные хлеба». 8 августа 1933 г. он жаловался Ю. М. Соколову:
Служебные дела заедают, черт бы их побрал. Если б можно было всецело отдаться литературной работе, т. е. если б это был верный и честный заработок, с радостью ушел бы и из ИРКа, и из Академии Наук. Вообрази, сейчас повсюду в последней введено обязательное просиживание штанов – хотя бы и без дела, но лишь бы на месте96.
Пребывание М. К. в Институте антропологии и этнографии продлится до 1939 г. За это время учреждение дважды сменит свое название: в 1935 г. оно будет переименовано в Институт антропологии, археологии и этнографии, а в 1937 г. – в Институт этнографии. Последнее название сохраняется (с уточнениями) до настоящего времени.
Глава XXII. «Русская сказка»
В майские дни 1930 г., едва прибыв в Ленинград, М. К. заключает договор с издательством «Academia» на издание сборника русских сказок. «Вы знаете, что „Academia“ подписала <со мной> договор на 20 листов сборника сказок под моей редакцией, – сообщал он М. П. Алексееву 19 мая 1930 г. – Но сдать книгу я должен к 1‑му августа. Это – страшно, если даже прибавить некоторое льготное время. Но как-нибудь сделаемся <так!>».
В июне М. К. увлеченно готовит сборник. Обдумывая структуру и оформление книги, он обращается к другим фольклористам. «О том, что Вы заключили договор на сборник в „Академиа“, я знаю и очень рад, – пишет ему Ю. М. Соколов 29 июня 1930 г. – К сожалению, каких-либо портретов сказочников, не использованных в нашей книге, я не имею. Досадно…» (70–46; 5 об.). Из примечаний к отдельным сказкам ясно, что составитель пользовался сведениями, полученными от Д. К. Зеленина; свои неопубликованные записи ему предоставили Н. П. Гринкова и Н. М. Хандзинский.
Договор на издание сборника русских сказок, да еще в центральном и весьма престижном издательстве, в 1930 г. уже не вызывал удивления: негативное отношение к фольклору, характерное для 1920‑х гг., менялось на терпимое и даже благосклонное. Этот сдвиг вызван был, помимо других причин, разгромом этнографии в конце 1920‑х гг. и связанными с этим попытками приблизить фольклор к словесному искусству и рассматривать фольклористику как область литературоведения. «…Теперь в РСФСР пошли в ход сказки, – сообщает М. К. (не без доли скрытого ехидства) М. П. Алексееву 1 сентября 1930 г. – Была „1001 ночь“97, „Армянские сказки“98, „Афанасьевская Капица“ или „окапиченный Афанасьев“99, готовится сборник Азадовского, печатается сборник Озаровской „Пятиречье“100, печатается сборник Ю. М. Соколова „Сказки о попах“101 и пр. Не грех бы было заняться этим и Украине». Далее (в том же письме) М. К. просил Михаила Павловича помочь ему с изданием «Избранных сказок дiда Чмыхало»102, коего он намеревался представить «как удивительного и цельного мастера-художника, украинского писателя sui generis103. Сборник был бы листов в 15 вместе с комментаторским и вступительным аппаратом. Пожалуй, была бы неплохая работа. <…> Сказки Чмыхало – записаны по-украински, потому ничего не пришлось бы переводить. Кроме моей вступительной статьи и примечаний»