– За честь почту, – ответ держала она, но он не до конца верил всему, что она говорила, хотя страха не было в ее голосе, и вид казался бравым, даже вызывающим.

– Новая княгиня на меня косится, мало ты жене своей уделяешь внимания, княже, говорила она, пылко обнимая и лаская его.

Одним махом сбросил князь на пол сначала ее, а потом и свое собственное одеяние и припал к ней:

– Ты о княгине беспокоишься? – хрипло спросил он, от страсти, наплывавшей волнами, говорить становилось все труднее.

Она ничего не ответила.

– Я князь тут, и мне решать, где и с кем ночь проводить, Не в силах больше сдерживаться, он толкнул ее на подушки, разбросанные по широкой кровати. И они замолчали на какой-то срок, забыв не только о княгине, но и обо всем мире, притаившемся за стенами комнаты наложницы.

– Не думай, что власть твоя безгранична, – усмехнулась она, когда он отстранился от нее и прикрыл глаза от радости и усталости, казавшееся невероятно приятной.

Он резко открыл глаза и поразился ее дерзости, хотя редко что могло в этом мире удивить великого князя Святослава.

– А ты что, бунтовать собралась? – поинтересовался обнаженный, и оттого невероятно красивый князь, вздрагивал он то ли от утихавшей страсти, то ли от нахлынувшей ярости. В голосе его звучало неподдельное любопытство.

– В порошок сотрешь, – все еще смеялась она, понимая, что с огнем играет, но никак не могла остановиться, – говорят, что бунтовать по-разному можно. Возлюбленная Олега вроде утопилась, а он потом всю жизнь к тому озеру ходил и на других смотреть перестал. Но это был Олег, он умел любить по-настоящему, а для тебя мы только наложницы, ты и лиц и имена наших не помнишь.

В голосе Марии вспыхнула обида, и послышался страшный упрек. Она была немного пьяна и болтала больше обычного. Тяжело на нее навалясь снова, Святослав хрипел от страсти и улыбался каким-то своим мыслям. Но слова ее показались странно обидными. Сколько они могут его попрекать этим бесценным Олегом. Как может та, которая спит с ним и получает от этого удовольствие, (великий князь не сомневался в этом) думать о предке его, от которого праха дано и в помине не осталось. Она говорила это не в первый раз, но нынче, когда он всей душой стремился к ней, не думая ни о какой другой, – слова показались особенно обидными. Он знал, какая опасная зараза – зависть, как она исковеркала всю жизнь его отцу. Тому вообще рядом с этим их ненаглядным Олегом добрую половину жизни прожить пришлось, а потом тень его, как грозовая черная туча все время нависала над его головой. И мать до сих пор любит его, зовет его. Она уверенна, что пока он хранит их, с миром ничего не случится. Но если Олег отвернется, они погибнут вместе с Киевом, градом, который он для них завоевал, и в котором души не чаял. Может, потому она так любила и лелеяла город этот, а он все время старался держаться от него как можно дальше, боясь, что Олег будет им недоволен.

Он когда-то дал слова, что тень Олега не коснется его своим черным крылом, и пока он жив, легендарный князь не посмеет к нему приблизиться.

И уже удовлетворив свою похоть, лежа рядом с нею, он вдруг спросил:

– Бунтовать будешь, (о чем-то подобном князь догадывался и прежде), славы темной захотелось, только Олег не придет к тебе ночью, а если тень его и появится, то проку от этого немного будет. А я тебя с любого дна достану.

В ярости он очень сильно сжал ее плечи.

– А потом я тебе такой бунт устрою, что ты и сама к Чернобогу сбежишь, и там свой рай найдешь на веки вечные, если здесь для тебя все недостаточно хорошо утроено. В одном ты права, – Святослав с трудом перевел дыхание, – я не Олег, никогда им становиться ни в чем не собирался. Ни Бог, ни Дьявол, ни Олег твой ненаглядный мне не страшны. Я долго ждал своего часа, но он наступил. Моим именем детей пугать будут, так когда-то в детстве волхв сказал мне и это правда. И не нужны мне ваши сказки про любовь великую.