– Прошлой ночью на моих солдат напал зверь из Миркрид. Они убили его, мы решили сжечь тушу, но в огне зверь ожил и сбежал, – Канцлер решил умолчать об эпизоде с Багалом, не стоит подрывать авторитет вновь обретенного бога.

Ламар покачал головой.

– Это невозможно. Должно быть, господин, вы приняли морского волка за зверя из Миркрид.

– А ты что скажешь? – Канцлер посмотрел на Гресс.

Та подняла глаза, их взгляды встретились, и Канцлеру показалось, что его ударила молния, таким пронизывающим оказался этот взгляд.

– Все возможно, – наконец, ответила старуха.

– Что говорят старые легенды? – спросил Канцлер.

– Старые легенды говорят, что звери нападают на людей, когда умирает старшая луна, и они по ней тоскуют.

Эльте фыркнул.

– Мы все здесь знаем, что никаких зверей из Миркрид не существует. Это легенда.

Гресс хитро улыбнулась.

– Но вот легенда пришла на ваш порог, господин из Горда, вы принесли своего бога и заставили при помощи огня поклоняться ему, а потом удивляетесь, почему старый Север восстает против вас.

Все она знает, понял Эльте, но не скажет ни слова, потому что Эльте для нее чужак – враг, который сжег тотемы Вольтов.

– Не говори глупости, – ответил он. – Вольты в последний раз появлялись так давно, что никто этого не помнит.

Старуха продолжала улыбаться.

– Я уже ответила вам, господин, это ожила земля Севера.

– Я могу заставить тебя говорить, – заметил Канцлер и кивнул в сторону Капитана.

Гресс повернулась и некоторое время пристально смотрела на Вильрена.

– Нет, – она покачала головой, – вы не сможете.

– Гресс, расскажи им, – попытался убедить ее староста.

Старуха только хитро улыбнулась.

– Они приходят с огнем и смертью, а потом хотят узнать, что происходит. Они не получат такого удовольствия.

И боль тоже будет бессмысленна, подумал Канцлер. В некотором роде такие люди вызывали у него восхищение, они готовы были до конца стоять за свою идею. Но идеи – всего лишь мысли, а люди сделаны из плоти и крови.

– Хорошо, – Канцлер улыбнулся, хотя его улыбка была скрыта шарфом, и никто ее не увидел.

Он вышел из хижины и громко приказал.

– Вывести всех на площадь! Разжечь костер!

Собственной боли боятся гораздо меньше, чем боли тех, кого любят.

– Веди старуху, – кивнул Канцлер Капитану.

– Может, все-таки… – очень тихо, почти одними губами прошептал Вильрен.

– Тарт, я не хочу повторять, – отрезал Канцлер.

Капитан съежился и кивнул. Вспомнил, наверное, холодную соленую воду Северного моря. Но силу применять не пришлось, Гресс вышла сама. Она остановилась рядом с Канцлером. Тот кивнул ей на уже разгоревшийся костер.

– Хотите меня сжечь? Что ж, жгите, – спокойно ответила знахарка.

– А кто сказал, что мы собираемся жечь именно тебя? – Канцлер осторожно, почти нежно взял старуху за руку и повел ее сквозь толпу.

Эльте следил за ее глазами. Всегда есть кто-то, кто дорог больше, чем остальные, всегда есть кто-то, чья боль будет невыносимой….

– Вот, – чуть слышно произнес Канцлер и указал Капитану на молодого человека в толпе.

В глазах старухи мелькнула ярость. Хорошо, подумал Эльте, значит, он правильно догадался. Капитан схватил юношу и потащил к костру. Канцлер молчал. Лицо Гресс исказилось. Внук или просто любимый ученик? Когда юноша замер у самого края пламени, Канцлер поднял руку, остановив Капитана, повернулся к старухе и вопросительно посмотрел на нее.

– Хорошо, – одними губами прошептала Гресс, – я все расскажу.

– Пока не отпускать! – приказал Эльте.

Они вернулись к хижине, у порога стоял бледный Ламар.

– Гресс передумала и решила все рассказать, – беспечно заявил ему Канцлер.

Ламар только поклонился. Они сели за стол и вернулись к тому, с чего начали, только на этот раз в комнате было светлее – костер на площади отбрасывал яркие блики. Канцлеру это понравилось – прекрасное напоминание о том, что пламя ждет свои жертвы.