И пошёл он к детям, и сказали ему дети:

– Нам машинку отец дал – она ездила, а мы разобрали – она ездить перестала.

Ландаун подумал: «Ого! Значит, мы испортили тот мир, что вручил нам Творец, поэтому и всё наоборот получается. Какую же деталь мы сломали? Наверно, самую важную».

И пошёл он к собаке – может, она знает, что испортилось в мире. А собака поглядела на него с такой любовью, что он понял: «Человек испортился. Если бы я с такой любовью на жену глядел – она бы души во мне не чаяла. Если бы на детей – дети были бы счастливы. А любое дерево дарило бы мне тень и уют. А звёзды предсказывали только удачные дни…»

Сын Ландауна (что характерно – тоже Ландаун) ехал в трамвае с другом, а тот купил билет за номером 234836. Посчитал:

– 2+3+4=9 и 8+3+6=17. Несчастливый!

– А если перемножить? – взял билет Ландаун. – 2∙3∙4=24 и 8∙3∙6=144. Несчастливый!

– А если взять чётные и нечётные? – выхватил билет друг. – 2+4+3=9 и 3+8+6=17. Опять несчастливый!

– А можно мне? – сказало рядом стоящая девушка. – Вот же. Если взять чётные и нечётные и из крайних вычесть средние. 2—4+3=1 и 3—8+6=1. Счастливый!

– А я думал, – сказал Ландаун, – (log_>24)^{> 3}=8 и ³√̅8̅+6 = 8. – И тут он заметил, что у девушки волосы светлые до плеч, а глаза голубые и смеющиеся. – Счастливый!

Пошёл Ландаун на колхозный рынок за капустой, а попал на рынок труда. А там капусты нет, только вакансии и очередь в центр занятости. И стоят в ней Карл Маркс и Егор Гайдар и спорят.

Маркс говорит:

– Обмен на рынке труда неэквивалентный. Труд покупают дешевле, чем стоит произведённая им продукция, только поэтому и возникает прибавочная стоимость. Это и есть эксплуатация!

А Гайдар отвечает:

– Нет никакой эксплуатации! Рабочая сила – такой же товар, как и все остальные. Подписал работник трудовой договор – продано. А за сколько он её продал – его личное дело, он свободный человек. И если капиталисту большая часть досталась – значит, так высоко работник ценит его услуги по собственному найму.

Покойники не устают, но и аргументов не понимают, поэтому они еще долго спорили. А Ландаун без капусты вернулся домой и, пока жена ругалась, думал: «Они оба ошибаются, потому что зациклились на рынке, на обмене. А новое (даже прибавочная стоимость) возникает не в результате обмена. Можно сказать, что мужчина сделал в женщину вклад, а она вернула через 9 месяцев с процентами. Но ведь она не просто больше вернула, а что-то принципиально новое, не бывшее. Рождение ребёнка – это не обмен, а со-трудничество, со-творение. В этом смысл жизни – в совместном творении и любовании сотворённым. Так же и труд – соединяется множество людей, воль, мечт (или мечтов? лучше сказать – мечтаний), умений, материалов – и возникает новое. Вот ему и радоваться надо и прибыль делить так, чтобы радостно всем было. А если прибыли и радости на всех не хватает, то такое нерентабельное производство и затевать нечего было…»

Так подумал Ландаун и снова пошёл за капустой.

– Как-то Ландаун мягко в этот раз с Марксом обошелся, – задумчиво сказал Колян. – Даже не напомнил, что тот внук двух раввинов.

– Может, к слову не пришлось? – спросил я.

– Но главное-то не в этом.

– А в чем?

– Ты что, не помнишь, чем Ландаун всегда попрекал Маркса? – удивился Ланин. – Тем, что Маркс не заметил роли ростовщического банковского капитала.

– Попросту говоря, скрыл ее! – усилил обвинение Колян.

– Сколько бы предприниматель не заработал на своих рабочих, – продолжал Ланин, – его прибыль имеет естественные ограничения производственного, материального характера. И управленческий труд предпринимателя необходим в производственной цепочке.