Однако кое-кто из таких учителей помнится, но помниться только в связи с какой – ни будь конфликтной или забавной ситуацией. Вот, например, случай, который произошел в десятом классе и связан он как раз с историей. Однажды на уроке истории, которую вела у нас тогда Лидия Алексеевна, разбирали мы вопрос окончания Второй мировой войны. Лидия Алексеевна убеждала нас, что советские полководцы превзошли немецких и в таланте, и в умении. И вдруг тихий мальчик с гуманитарными наклонностями, лучший поэт класса и непревзойденный декламатор стихов Маяковского, Вовочка Королев, позволил себе усомниться:

– Лидия Алексеевна, да как же так, ведь гнали они нас до самой Волги, и потерь среди военных у них в три раза меньше, чем у нас…. Лидия Алексеевна, а посмотрите на их форму – это форма настоящих военных, разве можно сравнить с нашей.

Все это Вовочка выдал, не вставая с места, поскольку Лидия Алексеевна играла в школе роль передового педагога и позволяла старшеклассникам высказываться прямо с места. Класс затих, интуитивно чувствуя, что Королев переступил какую-то черту, которую переступать нельзя. С минуту стояла полная тишина, и все не отрываясь, смотрели на учителя. Лидия Алексеевна оцепенела, ее глаза остановились и смотрели в одну точку. Жило только лицо, быстро меняясь в цвете, и за минуту на щеках появился заметный румянец. Вдруг она закричала:

– Вста-а-ать!!! Это пропаганда фашизма! Вон из класса!

Вова встал, спокойно собрал портфель и вышел за дверь. После некоторой паузы Лидия Алексеевна продолжила свой монолог:

– Я доложу директору. Таким не место в советской школе.

Директору она доложила, и три дня судьба Володи висела на волоске. В назидательных целях, как урок для всех, они бы, может, и выгнали, но побоялись за себя, побоялись выносить сор из избы.

Вспомнил я такие эпизоды из школьной жизни, о которых писать не принято. Почему-то сложилась у нас странная традиция – учителей только хвалить и благодарить. Может это и не совсем правильно. Видимо, именно поэтому население нашей страны в массе своей не знает собственной истории, плохо знает русскую литературу и очень мало читает. Много ли таких выпускников средней школы, которые, обучаясь целых шесть лет иностранному языку, могут хоть как-то, хоть на примитивном уровне общаться на этом языке? Многие ли преподаватели литературы действительно любят ее, эту литературу, и могут эту любовь передать детям. Определенно еще меньше тех, кто может литературно изложить свои мысли. Ведь большинство просто озвучивает по хрестоматии программу. К сожалению, по этой схеме ведется обучение в нашей стране десятилетиями.

Многолетняя неразумная политика власти по отношению к школе, когда политическое было выше профессионального, а истинный профессионализм в школе не поощрялся, а наказывался, привела к закономерному плачевному результату. В качестве преподавателей в школе остались практически одни женщины. Женщины же в силу своего природного консерватизма продолжают невольно навязывать молодому поколению не совсем здоровые ценности, сложившиеся в обществе в советские времена или уже в сегодняшние либерально-капиталистические и старательно отрабатывают любые, порой не самые умные установки, идущие сверху.

Времена сейчас другие, но школа, оставаясь традиционно вне критики, и оставаясь также традиционно без необходимого внимания со стороны государства, продолжает оставаться на недопустимо низком профессиональном, духовном и нравственном уровне.

В 1965году окончил я школу, и в этом же году закончилась ее хрущевская реформа. Со следующего года школа снова стала десятилетней. Мне исполнилось 18 лет, и впервые я не только должен был принять важные для своей дальнейшей жизни решения, но и осуществить их. Законы были тогда такими, что не поступаю я в институт с военной кафедрой, и тут же меня забирают в армию. Я был спортивный и армии не боялся, но очень туда не хотел, сильно она была мне не по нутру. Я колебался между двумя вузами, Кораблестроительным и Политехническим. В Кораблестроительный институт уговаривал меня Толя Лесков, муж моей двоюродной сестры Нади. Работал он начальником цеха на судостроительном заводе и был очень значимым для меня человеком. Он был старше меня на семь лет и знал я его с детства, поскольку дружил он с Надей со школы. Мальчиком я рос любопытным, Толя обратил на это внимание и года на два взял шефство надо мной. Водил по Питеру и по его музеям. Благодарность ему за это в моей душе живет до сих пор. Документы я сдал в Кораблестроительный институт. Потом, уже в конце августа, случилось так, что друзья повезли меня в Политехнический. Я настолько очаровался красотой и изяществом главного белоснежного корпуса института, расположенного среди сосен Сосновки, а также громадой спортивного городка с бассейном, что уже на следующий же день забрал документы из Корабелки и отнес их в Политехнический. Должно быть, поступил правильно, поскольку никогда в жизни об этом не пожалел. Экзамены я сдал успешно и был зачислен на первый курс механико-машиностроительного факультета. Поступал туда сознательно, понимая, что там смогу получить универсальное техническое образование, и еще, ведь я уже три года отработал слесарем механосборочных работ, имел второй разряд и живое понятие о станках и механизмах.