Интеллигентная семья Лозовских проживала на втором этаже нашего дома в седьмой квартире. Глава семьи – книголюб, владелец большой библиотеки. В их квартире одна стена от пола до потолка полностью была зашита стеллажами с книгами. Несмотря на его трепетное отношение к ним, к библиотеке я был допущен. Думаю, что в основном из уважения к отцу, а еще потому, что с книгами обращался я аккуратно. Книги брал только с одной полки, как сейчас помню, второй снизу, располагались там сказки народов мира и детская литература. Пользовался я этой библиотекой где-то с семи до одиннадцати лет.

Наличие собственной библиотеки, конечно, связано с этим эпизодом моего детства. Уж очень хотелось, чтобы мои дети развивались быстрее меня. Для этого, как я понимал, необходимо расти в окружении хороших книг. Интересно, что дети мои выросли, и можно сделать какие-то выводы. Хорошая детская литература была для меня долгое время ценностью абсолютной. Я был уверен, что моя суета в этой области беспроигрышна, но не предполагал, что жизнь начнет так быстро меняться. Ну, кто же мог подумать, что почти в одночасье появится такое количество развлечений для детей, и все они будут отвлекать от чтения. Да и человек с годами представляется мне все более и более сложным существом. Библиотеку я формировал в основном под себя, и она не очень-то подошла моим детям, выросшим под влиянием совсем других ценностей, либеральных и прозападных. Сейчас считаю, что правильная позиция – поддерживать, если необходимо, человека в жизни, но не пытаться жить за него. Хотя детям важное и ценное предлагать нужно, но только то, до чего они созрели, и в такой форме, которая их может заинтересовать.

Однако все не напрасно, ведь сам получил большое удовольствие, добывая книги и предвкушая результат. Прелюдия чаще всего самое большое удовольствие и счастье, выше порой самого события.

В 1954 году пошел я в первый класс. С первых дней в школу ходил самостоятельно, она находилась рядом с домом. Школа была большая, каменная, в три этажа, построенная еще до войны. Посередине главный вход, большая парадная лестница и над ней помню, висел громадный портрет Сталина в белом кителе, он смотрит вдаль, на левой согнутой руке плащ, а над его головой высоковольтные провода линии электропередач, уходящие вдаль.

Школьники носили тогда военную форму, серого мышиного цвета, фуражку с кокардой на которой вытеснена развернутая книга и широкий ремень с латунной пряжкой, на которой тоже книга, конечно. Помню, какая же радость и гордость меня переполняла, когда я впервые эту форму одел. Отец научил, как правильно надевать ремень и заправлять в него гимнастерку. Благодаря этой науке выглядел я всегда так аккуратно, что несколько раз вызывался к доске. Учительница командовала встать всем мальчишкам класса и заправить гимнастерки так, как это было у меня.

Писали мы тогда перьевыми ручками. В середине парты в специальном отверстии находилась чернильница. И был у нас такой забавный предмет как «Чистописание». Учили нас писать красиво с нажимом, особенно заглавные буквы. Хорошо, конечно, когда форма соответствует содержанию. Но как-то я не заметил в реальной жизни людей гармоничных настолько, что и смыслы и форма их подачи одинаково прекрасны. Обычно так, или форма, или смыслы. Так вот для меня всю жизнь важнее смыслы, а не форма. Понимаю, как хороша гармония, но как-то не получается. Так вот чистописание я тихо ненавидел. В начальной школе это был самый противный предмет. Однако его я вытерпел и начальную школу окончил на отлично.