Знаток джаза Гэри Гиддинс писал о Гиллеспи: «В 60 лет Гиллеспи признался, что когда-то ему казалось, будто со временем играть на трубе станет легче, но оказалось, что играть стало труднее – не потому, что губы теряют подвижность, а потому, что он исчерпал все идеи, которые у него когда-либо были. Он мог прибегать к юмору или другим отвлекающим маневрам, но в пылу импровизации его спасала только правда». Точно так же Джексон снялся в стольких фильмах, что его каденции и крещендо стали привычными, но если он отчасти и утратил способность удивлять зрителей, то накопленный им объем работ раскрыл его истинную, самую крутую сторону сущности.

У Джексона было еще кое-что общее с Гиллеспи – музыкальность. Выбранным инструментом Гиллеспи была труба с раструбом, изогнутым под углом 45 градусов. Инструментом Джексона стал его голос, особенно в сочетании с непристойными выражениями. Когда Джексон матерится, это звучит как поэма, построенная на двух ямбических стопах в одном составном существительном, которое, по его словам, является тем самым английским словом, что он использует чаще всего, – motherfucker.

«Я использую слово motherfucker по меньшей мере восемь раз в одном абзаце, – сказал мне Джексон. – Я все называю этим словом. Говорю: «О, вот это убойная хрень была», или «Знаешь, на кого похож этот ублюдок?», или «Ну, знаешь, эта сраная штука»[13]. Для меня это идеальное существительное/местоимение/мат/что угодно».

Перекатываясь во рту Джексона, непристойное становится священным. Не просто пунктуация, не просто ударение, а материал для словесных соло, которые могут петь от ярости или раскачиваться от трепета перед мощью Вселенной. Чтобы лучше понять работу мастера, при написании обзора каждого из его фильмов я составлял список всех его ругательств. В главах «Фильмы Сэмюэла Л. Джексона» ищите графу под заголовком «Не вырезанные ругательства», чтобы узнать количество каждого «fuck», «asshole», «shitfire» и, конечно же, «motherfucker»[14].

Многие из нас до сих пор сдабривают свою речь словом «круто» (или, если вы персонаж ситкома вроде Джейка из «Бруклина 9–9» или Абеда из «Сообщества», возможно даже вариацией «тройного лутца»[15] – «круто-круто-круто»). Но мы живем в эпоху, когда крутость часто воспринимают как культурную ценность, столь же устаревшую, как рыцарство или куртуазная любовь. В тревожное, душное время мы страдаем от недостатка спокойствия и прохлады.

Это не потому, что корпорации вдруг начали использовать слово «крутой» в качестве маркетинговой стратегии: всегда существовали крутые продукты и аксессуары, которые потребители могли приобрести так же легко, как Снупи[16] влезает в толстовку Joe Cool. Вскоре после окончания Второй мировой войны чикагские портные из компании Fox Bros. рекламировали свой «пиджак из леопардовой кожи, как у Диззи Гиллеспи»: закажи по почте кое-что крутое по низкой цене – 2,5 доллара.

Поддержка со стороны знаменитостей – это целая традиция, которая уходит корнями в прошлое, как и само понятие знаменитости: британская королевская семья издавна выдавала королевские ордера поставщикам двора Его Императорского Величества. Но, возможно, пик пришелся на рок-н-ролльные войны за колу 1980-х годов, когда Майкл Джексон, Дэвид Боуи, Тина Тернер и Мадонна поддержали многонациональный конгломерат PepsiCo своей крутизной. В XXI веке, однако, те, кто не обладает крутизной – а именно их олицетворял Джордж Клинтон в альбомах группы Parliament-Funkadelic песней Sir Nose D’Voidoffunk, – научились имитировать это. В большинстве ситуаций оказалось достаточно просто каких-то крутых жестов, и создавалось впечатление, что крутизна свелась к набору жестов.