Впрочем, книги были не единственной темой для бесед. Говорили буквально обо всём, даже о политике.

– Как вы думаете, если Жириновский станет президентом, он сможет навести порядок в стране или этот бардак так и останется?

– Даже не знаю, сможет ли, но, наверное, попытается, – ответила она, а сама смотрела на него во все глаза: интересно, что он сам думает по этому поводу?

– Я думаю, не сможет, – уверено заявил Антон. – И никто не сможет. Слишком большая у нас страна. Вот представьте большой дом, где много, много комнат. И маленький дом, где мало комнат. В каком легче уследить за порядком? Конечно, в маленьком. А в большом пока наводишь порядок в пятой комнате, в двадцать пятой уже всё вверх дном.

– Получается, нужно в каждую комнату посадить по Жириновскому.

– Да. Но это невозможно. Что и требовалось доказать!

4.

К Новому году с вахты приехал Сергей. По характеру он был серьёзным, в чём-то даже суровым, мужиком-работягой. Суровость проступала и в чертах его лица: глубокой посадке глаз и выступающем вперёд подбородке. Впрочем, на лице её было больше, чем внутри. Клиентки Ирины и малознакомые люди его побаивались, но близкие знали, каким он может быть ласковым и весёлым, если снимет свои «доспехи»: хмурый взгляд и холодную молчаливость.

Присутствие Антона в их доме ему не понравилось. Ничего особенного он в соседском мальчишке не разглядел и ни симпатией, ни жалостью не проникся. Спросил, когда терпение лопнуло:

– Чего он здесь ошивается целыми днями?

Ирина попыталась объяснить про очаг и семейное тепло.

– Ну он же не бездомный, – не желал ничего понимать Сергей. – Я не был дома четыре месяца. И я тоже хочу погреться, причём у своего собственного очага. Имею я на это право?

Сергей не мог чувствовать себя раскрепощённо в присутствии чужих людей, Ирина видела, как он устал и как ему хочется наконец высвободиться из своих «доспехов». Конечно, это было неправильно, что он чувствует себя некомфортно в собственном доме. Но не выгонять же Антона. Это было равносильно тому, чтобы пригретого с улицы несчастного котёнка, уже успевшего поверить в человеческую доброту, безо всякой на то его вины, выставить обратно в холодный, бездушный мир.

Впрочем, ситуация разрешилась без её вмешательства. Антон и сам заметил, что атмосфера в доме изменилась: напиталась исходящим от хозяина напряжением, стала густой и упругой, словно стремилась вытолкнуть неугодного гостя из дома. Стоило только ему появиться на пороге, хозяин становился похожим на большого матёрого кота, который расхаживает по своей территории с недовольным видом. «Лучше тебе убраться отсюда подобру-поздорову!» – как будто говорил он.

Зал полностью оказался во владении хозяина, и заветный книжный шкаф стал недосягаем для Антона. Разговаривать с Ириной, как раньше, он теперь тоже не смел, потому что и она в какой-то степени принадлежала хозяину. Никитка, наскучавшийся по отцу, вился вокруг него, чуть ли не приплясывая от радости, и, конечно же, втянул его в «поиски истины». Отцовское мнение стало для него единственно важным и непререкаемым. Даже если бы Сергей сказал, что Земля плоская, убедить Никитку в обратном было бы невозможно.

И наступил день, когда Антон не пришёл. Он не пришёл и на другой день, и на третий. Сначала Ирина испытала облегчение. Но это было ложное облегчение, с затаившейся до поры до времени оборотной стороной.

Однажды она увидела Антона в окно. Он нехотя брёл домой, пряча лицо от колючих пощёчин метели за меховой опушкой капюшона. В тот момент она так остро почувствовала себя виноватой перед ним, как будто кто-то незаметно подкрался сзади и вонзил в спину кинжал. Так и промаялась весь месяц «с кинжалом в спине», то впадая в кратковременное забытьё, то вновь отчётливо ощущая под сердцем безупречно отточенное лезвие.