Куклы общались между собой, под картинками стояли фрагменты их

разговора на английском языке, папа переводил на русский, дядя

Адик записывал, советуясь с папой, правильно ли и так ли он понял

отдельные фразы, и как привести к литературному языку текст.

Папа с Адиком развеселились, изображали голосами кукол, я

смеялась. Мне очень понравился этот мультфильм. Он назывался

«Бабизм-Ягизм и его последствия». Под Бабизмом-Ягизмом

подразумевался коммунизм. Куклы пародировали съезды компартии

и межнациональный обмен идеями общественного устройства.

На следующий день в детском саду я в экзальтации смеха играла

с детьми, бросая реплики из «Бабизма-Ягизма…». Оживленной игрой

заинтересовалась одна из воспитательниц. Я обычно в детском саду

была грустной, мне всегда хотелось домой, и я каждый час ждала, чтобы за мной кто-нибудь пришел из родителей. А в тот день я

смеялась с детьми, и воспитательница прислушалась к нашему

смеху. Я рассказывала о мультике «Бабизм-Ягизм и его последствия»

и на куклах показывала, какие внешние отличия у героев мультика.

Воспитательница позвала заведующую, и мне пришлось подробно, уже без моих сверстников, рассказывать двум воспитателям

и заведующей содержание мультфильма. После тихого часа

появились двое мужчин и женщина, которых мы раньше никогда

не видели, при них снова меня заставили рассказывать

о мультфильме в кабинете заведующей детского сада.

Вечером, когда мама меня забирала из группы домой, с ней

поговорили в кабинете заведующей, а придя домой, мы папу

не застали. Дяди Адика тоже не было. Проектор забрали, и фильм я

больше никогда не видела. Папа появился примерно месяца через

два, он был коротко пострижен и вел себя неестественно. Мы уже

не могли смеяться, он сидел и думал о чем-то сосредоточенно

и долго. Так продолжались дни и недели. Мне подходить к папе

не разрешалось, но он иногда реагировал на меня вялым взглядом

и жалкой попыткой улыбнуться.

Через несколько месяцев я уже общалась с ним, но он стал

не друг, а мучитель. Допрашивал меня о друзьях из детского сада, постоянные подробные расспросы выводили меня из терпения

и считались наказанием. Если я отказывалась отвечать, меня он бил.

Так обработала отца государственно-медицинская система, —

политических наказывали отрубанием головы медикаментами.

После отец оклемался, стал добрее, но бывало и такое, что вести

себя сдержанно он не мог. Разлад произошел в нём самом, и мы

с мамой, и бабушка с дедушкой страдали от скандалов, – это были

попытки отца снова включиться в жизнь, стать прежним. Процесс

восстановления длился настолько долго, что я успела вырасти и по-настоящему оценивать ситуацию. Бьют – беги, дают – бери. Надлом

в отце остался, всё он видел уже через призму насильственного

контроля. Это лишало человеческих прав и свобод.

Взрыв эмоций мог помочь отцу вырваться из оцепенения, и такой

взрыв оказался в нашей семье, его несли дети, мы с двоюродным

братом Алешей. У нас всегда обсуждалось поведение детей

за пределами нашей семьи, и поводов тому было немало: Алеша, ожидая внимания воспитателей к его персоне по случаю пожелания

его родителей дать ему конфеты из новогоднего подарка

до появления родителей в садике, захотел в туалет, а там уборщица

мыла пол и не пустила. Алеша терпел изо всех сил, жался-жался, увидел аквариум с рыбками и… накакал в него, похвалившись, как

вода его сама помыла, а рыбка поцеловала в… Сначала, пока

не пришли с совещания у заведующей воспитательницы и уборщица

не вышла из туалета, всем было весело от сообщений Алеши, но когда девочки пошли посмотреть на рыбок, не убила ли их

падающая в воду глыба, то всем захотелось спасти рыбок. Я