Когда летом 1988 года в Баку начался очередной «виток конфронтации», в один из напряженных дней я оказался у бабушки на Завокзальной. Стояла жара. Гетто готовилось к обороне. Сидевшим у дверей теткам было приказано запереться дома.

– Там азербайджанцы толпой идут. Закройтесь дома и приготовьте что-нибудь, чем отбиваться. Топор, например, или что-то такое… На всякий случай. Но они не пройдут. Мы им покажем!

Улица была тихой, как всегда в летний будний день, только тревожно пустынной, все забрали детей. Нам с бабушкой было любопытно, мы постояли на лесенке, надеясь, что успеем закрыть двери вовремя. Особо смотреть было не на что. Мимо на небольшой скорости проехал неновый «Иж Комби». Лысый упитанный мужик размеренно прокричал в мегафон, высунувшись в окошко: «Армяне, соединяйтесь! Армяне, вооружайтесь»!

Мы с бабушкой решили дальше не испытывать судьбу и поспешили вооружиться, заперев двери. Стало тенисто.

– Чападжах пойдет?

Бабушка взвесила в руке внушительный тесак для разделки мяса. Я нашел в ванной палку, видно, запасной черенок для швабры, и дихлофос. Им бабушка травила редких черных тараканов, мух и муравьев. Им можно прыскать в рожу нападающим. Эффект от советской химии будет страшный. Глазки вытекут. В дополнение достал из кухонного шкафа угрожающий старый нож, которым обычно нарезали сырое мясо, лезвие съела частая заточка. Но вообще это было смешно. Нам с бабушкой стало смешно даже тогда. А папа, который заехал за мной, с озадаченной улыбкой покачал головой и, как обычно, закурил. Он увез меня домой на всякий случай. Нападения на Завокзальную, впрочем, не случилось.

Спустя год, летом 1989 года, никто и не вспоминал о защите родного района. Блаженными считались несчастные армяне, от беспомощности или вследствие помутнения рассудка не спешащие покидать этот Баку-Везувий.

– Дядя Гриша, надо уезжать. Дальше будет только хуже!

– Советская власть этого не допустит, – говорил «партейный» Григорий, но и сам засуетился, но как-то неохотно.

Бабушка тоже не разделяла панических настроений.

– Что нам сделают? Кому мы нужны? А я вообще, честно говоря, не хочу уезжать из Баку. Как уеду? Я здесь родилась, выросла, здесь мама похоронена. Я в Армению не хочу. Там одна нация – армяне. Все там варятся между собой, говорила она.

В отличие от деда Гриши, к армянскому книжному патриотизму она была равнодушна.

Однако все меньше и меньше знакомых лиц на улицах, а еще совсем недавно редко можно было встретить чужого на Завокзальной. Уж в лицо-то все знали друг друга, примелькались. Ясное дело, что были случайные прохожие, но чаще попадались соседи, родственники, дальние родственники, друзья, одноклассники, односельчане и их потомки. А тут вещи грузят, каждый день все больше и больше грузовиков, то у 15-го номера, то у 17-го, то у 11-го, бойко загружают разобранную мебель, телевизоры, посуду, всякий хозяйственный скарб, «интеллигенты» – книги в связках и картонных коробках. Заказывают железнодорожные контейнеры. Пожитки идут в южную Россию и Армению, куда в основном их хозяева и переселяются, сдавая дворы враждебным пришельцам.

Дед душным августовским вечером возвращался из гаража, оставив там машину. Было еще светло. Его гараж наверху у зоопарка; чтобы дойти до дома, ему нужно было спускаться вниз.

Идти Григорию от гаража до дома на протезах не меньше получаса. Остывает асфальт после жаркого дня, заляпанный черными пятнами осыпавшихся раздавленных ягод шелковицы. Дед в раздумьях, как дальше жить. Он хромает, бредет не спеша. Закончил день раньше, «халтура» не особо задалась, дед после выхода на пенсию «халтурил» на своем «Запорожце».