– Знать-то знаю, только сердцу не объяснишь, что ты взрослая и сама справишься. Как в общежитие заселишься, сразу мне позвони. Я хоть буду знать, что ты добралась и устроилась. А вещи тёплые я тебе через пару неделек отправлю, мне Татьяна с почты поможет всё оформить.
Они подошли к остановке как раз в тот момент, когда к ней подъехал старенький автобус. Тёмно-зелёный пазик, дребезжа, остановился перед ними, Катерина порывисто обняла бабушку и забежала в заботливо открытые кем-то из пассажиров двери. Анна Ивановна махала вслед автобусу, пока тот не скрылся за поворотом.
Всю дорогу Катерина рассматривала сменяющиеся за окном пейзажи и радовалась каждой увиденной речке, хотя все они были похожи между собой, отличаясь только названиями. Даже ограждения у всех были одинаково проржавевшие и с осыпавшейся краской. Но было в этом ощущении что-то такое приятное, из детства – как будто ей снова семь, они едут в соседний городок на таком же автобусе, а мама аккуратно толкает её локтем в бок и шепчет: «Смотри, доча, речку проезжаем. Быстрее, а то всё пропустишь!» Маленькая Катенька открывала глаза, тёрла их со сна и, держась кончиками пальцев за резинку окна, наблюдала, как величественно несёт свои воды старая река.
Мамы не было уже много лет, Катерина привыкла ездить одна, но всегда, всегда ждала мостов и рек, чтобы вспомнить и поймать то ощущение из детства, хотя чаще просто вздыхала очень грустно и поглаживала давным-давно побелевший шрам на животе.
* * *
Старый автобус въезжал в город медленно, давая деревенским жителям привыкнуть к смене обстановки, хотя она и отличалась только наличием домов повыше, местами отремонтированных да с новыми пластиковыми окнами. Пара лежачих полицейских, немного пешеходных переходов, чуть-чуть поворотов – и за окном уже видно городскую площадь, на которой монтировали сцену для проведения концерта на Первое сентября. Откуда-то даже слышалось пение, видимо, кто-то уже репетировал свой номер.
Автобус, по инерции продолжая дребезжание, остановился у здания автовокзала – одноэтажного строения типичной советской постройки, с небольшой лестницей. По краям ступенек у неё откололись куски бетона, оттуда, как из открытых ран кости, торчала арматура. Закрытые решётками окна смотрели недобро и не добавляли месту шарма, но другого вокзала в маленьком городке не было – выбирать было не из чего.
Катерина вышла, размяла ноги после долгого сидения в автобусе и, осмотревшись, зашла в неприветливое здание.
– Один билет до У… на одиннадцать, пожалуйста.
– Пятьсот пятьдесят.
Катерина протянула купюры кассиру, удивлённо протянув:
– Ого, снова повысили?
– Да уж не говорите, второй раз за год уже поднимают. Держите вот сдачу и билет.
Катерина улыбнулась женщине и вышла из здания автовокзала. Она решила прогуляться недалеко от площади, как раз в запасе была пара часов до отъезда маршрутки. Кто-то из деревенских рассказывал, что там скверик после ремонта открыли. Самое время было на него посмотреть.
И ведь не соврали – на месте, где раньше был пустырь и остатки разнесённых когда-то давно по кирпичикам зданий, теперь стояли магазинчики, территория была приведена в порядок, а бархатцы в редких клумбах отцветали буйным цветом и распространяли вокруг не менее буйный отталкивающий запах. Там, где когда-то не было ничего, появился уголок канцелярских магазинов, теперь у жителей был какой-никакой выбор – где же в этом году купить детям цветной картон и набор карандашей.
– И хоть кто-нибудь бы подумал, что бархатцы портят вообще всё, ну хоть кто-нибудь. Лучше бы космею посадили, честное слово, – Катерина, бубня себе под нос, зашла на разведку в один из магазинчиков.