– Госпожа Дина, – её догнала служанка, теребя фартук. – У нас тут чрезвычайная ситуация!
Дина схватилась за голову, выматерилась – на этот раз вслух – и развернулась на каблуках в сторону говорящей…
Когда аукцион кончился, Лейла нашла её сидящей на бордюре у дома с полупустой бутылкой шампанского.
– Какой чудесный был вечер! – сестра порхала вокруг Дины, воодушевленная, свежая, восторженная. Летящее розовое платье из тонкого шелка кружилось вокруг неё нежным облаком. – Я так много говорила и шутила, что даже язык заболел! А отец! Он был неотразим, я никогда не думала, что он такой искусный оратор!
Лейла присела рядом, приобняла сестру и положила голову на плечо.
– Я жила бы так каждый день…
Дина хмыкнула и глотнула шампанского прямо из горла.
Её разбудил крик. Даже не крик, а душераздирающий рёв. Дина подорвалась с кровати, запуталась в балдахине и чуть не упала. Дернулась – ткань балдахина натужно затрещала, но не порвалась – и осоловело огляделась. В комнате никого не было.
Крик превратился в затяжной заунывный вой, захлопали двери, послышались быстрые шаги. Дина выскочила в коридор как была – босая, растрепанная, в хлопковой ночной сорочке в пол.
– Что происходит? – Лейла, уже одетая, но с неприбранными волосами выглянула из своей комнаты.
Дина пожала плечами. Служанка пробежала мимо в дальние комнаты; её испуганное лицо окрасилось красными пятнами.
– Что там случилось?
Ответа не последовало. Сёстры переглянулись и, не сговариваясь, помчались вниз по лестнице.
Бабушка Аиша полулежала в кресле, хрипя и задыхаясь. Слуга пытался напоить её водой, одновременно обмахивая веером. Отец замер у открытой двери в хранилище, спиной к Дине. Его плечи были опущены, руки свисали безвольными плетьми.
– Отец? – Дина тронула его локоть, но Каспар не отреагировал. Краем глаза она заметила темный провал, обернулась и застыла, будто обращенная в мраморную статую. По спине пошла мерзкая щемящая дрожь
– Что вы стоите? Бабушке плохо! Нужно врача, наверное, звать… – Лейла протиснулась между ними и осеклась на полуслове. – Это… это…
– Нас ограбили, – констатировала Дина. – Дайте бабушке успокоительного и протрите льдом лицо.
Она легонько похлопала себя по щекам и, подвинув отца плечом, вошла внутрь. Штора на небольшом окне была одернута, а рама открыта настежь – Дине показалось, что провал окна похож на рот, распахнутый в истеричном хохоте. Половина стеллажей, забитых вчера до отказа, пустовала. Больше всего пострадали ближние к выходу полки, те самые, на которые складывали проданные на аукционе артефакты. Несколько кулей валялись на полу. По комнате, мерно покачиваясь, летал пух из распоротой подушки.
“Зачем они порвали подушку?” – единственная мысль крутилась в её голове. – “Зачем им рваная подушка?”
– Дверь была прикрыта, но не заперта на ключ, – глухо произнес отец. – Ума не приложу, когда это произошло. Наш дворецкий лично относил экспонаты сюда после выкупа. Лейла всегда сопровождала его, ключ был только у неё. Перед сном я дергал за ручку – было закрыто.
– Вы активировали на ночь сторожевые артефакты?
– Конечно. За кого ты меня принимаешь? – отец наконец отмер и тоже шагнул внутрь хранилища. Поднял с пола маленький сверток и бездумно положил его на пустую полку.
– Входную дверь проверили? Она сломана?
Отец покачал головой, шумно сглотнул.
Из коридора послышался стон, и Дина прыжком оказалась снаружи: бабушка небольшими глотками пила воду из Лейлиных дрожащих рук, проливая часть на сорочку.
– Бабуль, ты как? – Дина потрогала холодный мокрый лоб, убрала прядь выбившихся из косы волос. В ответ по морщинистым щекам потекли тихие крупные слезы: