Если ты не любишь себя, кто же тебя самого-то полюбит?

Ты встречаешь своё «зеркало» с такими же родовыми программами и страдаешь ещё больше.

Сострадание – это страдание вдвоём или, лучше сказать, одиночество вдвоём, страшная вещь.

Но, зная, что мы способны влиять не только на свой будущий сценарий, но и на прошлое, я непрерывно отправляю всему своему опыту прошлого свет и любовь, а всем участникам этой игры по моему освобождению и просветлению – низкий поклон за то, что сумели сделать то, что сумели. Особенно – за нанесённые боль и страдания. Иначе я бы так ничего и не поняла.

Сколько же нужно намучиться человеку, чтобы понять, что все ситуации осознанно ли, либо неосознанно, он создаёт в своей жизни сам – сама. И, пока душа не прошла своих духовных уроков, лучше не рожать детей и не связывать себя никакими узами, обещаниями, которые могут быть крепче алмазной проволоки. Это и так называется в этом мире – мире «наоборот» – браком (вещь, далёкая от совершенства по словарю).

Всем, кто не прошёл подготовку жизнью для того, чтобы совместно с другим тянуть эту лямку, называемую совместной жизнью, я бы не советовала активно стремиться к получению этой медали: «за мужество».

Но это сейчас. А тогда всё было иначе. В любом случае, это сегодняшнее видение всех тех процессов, тогда же это были одни мучения.

Один, обиженный на судьбу и родителей человек встречает такого же другого, ибо подобное тянется неосознанно к подобному, и начинается новая игра.

Мой отец много пил, в последние годы я практически его не видела трезвым вообще, пока он не положил себя в постель со словами, что его отец, дед и прадед умерли в возрасте семидесяти лет, значит, ему осталось всего шесть лет жизни, и вставать с постели он смысла не видит – всё равно скоро умирать.

Так, практически здоровое тело (не считая вреда, нанесённого алкоголем) было им самим и убито в апатии и депрессиях последних лет. Параллельно с унынием приходят агрессия, гнев той же силы, что и глубина страданий.

Маятник гнев-страдание.

Этот опыт, наблюдение за которым в своей близкой реальности привёл меня к пониманию, что все болезни идут от характера, а характер наследуется по роду, и каждая черта характера, каждая ошибочная мыслеформа приводит к пробоине на физике тела, был необходимым этапом для моей последующей работы над собой.

Ухаживать за ним было невозможно. Мозг превратился в воду. У него осталось сознание трёхлетнего ребёнка. Он кидался стульями, ломал мебель, сворачивал трубы, когда никого не было, а когда мы с сестрой приходили —притворялся лежачим и несчастным, крича от гнева так, что тряслись стены, а у меня ноги врастали от страха в пол, и я не могла сдвинуться с места от шока.

Он в жизни всегда страшился двух вещей – попасть в психиатрическую больницу и глотать трубку для проведения анализа желудка на сок.

За два года до смерти он прожил в стационаре полтора года, поскольку без сильных препаратов, которые нигде нельзя было достать, только в больнице их выдавали, жить рядом с другими людьми он уже не мог, он был опасен. Вернее, с ним уже никто не мог находиться рядом.

За полгода до ухода его выписали на недолго из больницы, это время для меня было тем, что называют люди адом.

С воспалением лёгких его отвезли в больницу в Москву, там после процедуры насильного (сестра говорила, что увидеть это издевательство над умирающим человеком для неё было пыткой, даже её крики на врачей, попытки остановить их мучительные для него процедуры – не повлияли) забора анализа из желудка он умер.

В желудке ничего не нашли. Причиной смерти указали пневмонию лёгких.