Несколькими этажами выше что-то заскрипело. Пакет перестал раскачиваться и затих, будто прислушивался. Но когда по лестничному пролёту прокатилось эхо захлопнутой двери, начал качаться вновь. Хвостикова выдохнула и сдёрнула его с ручки. Остервенело рванула за края и с ненавистью уставилась на деревянный прутик скрученный кольцом. Его оплетали засохшие красные цветы, покрытые лаком. Рядом лежала неровно оторванная картонка с надписью: «Венок Гипноса для тебя. Семён».

Выругавшись сквозь зубы, Анастасия отперла замок и прошла в прихожую. С мстительным удовольствием хлопнула дверью и сбросила отяжелевшие сапоги. Умылась, оттёрла руки, по инерции таская пакет подмышкой. И только когда дошла до комнаты, зашвырнула его на тумбочку у кровати. Быстро переоделась и с головой залезла под одеяло.

Она думала, что ни за что не уснёт, полежит немного и примет душ. Может быть, выпьет кружку чая или даже съест йогурт. Так и ворочала неподъемными мыслями, пока не пригрелась. Тогда мысли размякли и растеклись склизкой кашей. Покачивались, как тихие волны у причала, что-то шептали. Настолько монотонно, что даже начали поскрипывать.

Потемнело. Сквозняк трепал волосы и доносил затхлый запах подземелья. Начало разгораться золотистое сияние арфы, но прежде чем она подпала под его чары, что-то ткнулось в бок и отпихнуло в сторону. Крепкая рука потянула подальше от обжигающих переливов раскалённой подковы. Совсем другая рука, не такая холодная и жесткая, как у бездушного Орфея. Да и пыхтение было слишком знакомым.

– Хватит! – закричала Хвостикова. – Убирайся! Я от тебя устала. Ты теперь и в сон залез.

Она попыталась освободиться, но держали крепко, продолжая тащить куда-то в темноту, подальше от волшебных переливов арфы.

– Прости, после пережитого сегодня, я боялся, что этот сон вернётся. Это же мир смерти, Аид. Неужели ты не понимаешь? Если застрянешь здесь, погибнешь и там, снаружи. У нас всё взаимосвязано. Такие видения нельзя оставлять без присмотра…

– Нет никакого Орфея, – сдавленно зарычала Анастасия.

– Может и так, – не стал спорить Семён. – Но тут нельзя находиться…

– Ты теперь будешь говорить, какие мне сны смотреть? – её голос стал ниже и в нём зазвенел металл. — Ты вообще кто?

Сноходец не ответил. Шурша в темноте, он наконец нащупал ответвление туннеля и облегченно вздохнул. Они выбрались под тусклую лампочку, покачивающуюся над головами.

– Это ещё что значит? – вздрогнула Анастасия.

– Чтобы всем этим управлять, надо разобраться со старыми проблемами, – бросил он. – Почему эта тема для тебя такая больная? Какую утрату ты понесла?

Он открыл непонятно откуда появившуюся дверь с потрескавшейся лакированной поверхностью.

Хвостикова сглотнула. Внизу притаился нарисованный карандашом котёнок, а ближе к косяку начинались деления и возрастные отметки. Когда измеряют рост, ни в коем случае нельзя двигаться, но сноходец втолкнул её в комнату.

Детская совсем не изменилась. Раскладной диван книжка, трюмо, секретер с откидным столом и ковёр на полу. Как всегда, с одним загнутым углом. Он так замялся, что осталась белая полоса. А в центре ромбовидного рисунка, как заведённый по кругу ползал рыжий хомяк с точно такой же белой полосой на спине.

– Как? – с трудом выдавила она.

Над ковром подрагивали занавески. Нежно изгибались, пытаясь погладить рыжую спину с белой полоской, но не дотягивались. Их невесомые края так натянулись, что прогнулась вся рама, вместе с открытым окном. Стекла не выдержали давления, хрустнули, но не треснули, а надулись прозрачным пузырём.

– Другого выхода нет… – попытался сноходец.