***

Он помнит, как увидел её впервые. На скуле розовое пятно, наивное и детское, и он понял, что она сидела, подперев щёку рукой, и глаза её помнит – веселые, живые, и ресницы, которые делали этот взмах.

И впервые за долгое время он вдруг почувствовал себя так, как будто он дома. Он чувствовал дом и в том, как вечно хлопотала Муся и сердилась, что они с Петькой не сядут поесть как следует. И был дома, когда Татьяна улыбалась своей робкой улыбкой и вскидывала ломкую хрупкую кисть, чтоб поправить ворот рубашки у него или у Петьки. И когда отец Петькин не делал разницы между ним и своим сыном.

Но только с Наташей он мог быть где угодно – и всё равно дома. Он не думал тогда о влюблённости, нет. Он просто смотрел в её ещё детское лицо и улыбался. Как будто он был в долгой-долгой экспедиции, и вот – вернулся.

Она младшая сестра его друга. Странно, что они с Петькой вообще друзья, но Петька – такой друг, что вернее нет и не будет, наверное, а Ната – его младшая сестра. Было в этом что-то такое, что не укладывалось у Вити в голове. Но рядом с Натой ему казалось, что он гораздо смелее, чем есть на самом деле. И плечи сами становились шире, потому что она не только слушала как никто другой. Она смотрела так, что Виктору становилось совершенно понятно, что подвести её он никак не может. И что всё, что бы он ни делал, он должен делать так, чтобы у Наты всегда был именно такой – обращённый к нему взгляд. И всё, о чём он мечтал холодно, как будто издалека, как будто это не его мечты, а он просто вычитал в книгах, стало вдруг действительным, настоящим, правильным. Не книжным и немножко вымышленным, а очень близким и конкретным.

***

Ещё в городе он хотел, чтобы все быстрее уже нагулялись. Бросить компанию не мог, это неправильно, и он ждал, улыбался, аплодировал Петькиным танцам, которые походили то на какой-то безумный гопак, то на какую-то блатную пляску. И пел вместе со всеми, и кричал «Ур-р-р-ра!», когда Петька вскакивал на парапеты набережной и, размахивая руками, орал, что вот идут они – новые строители мира! И мир этот будет таким, каким его ещё никто не видел!

***

Конечно, им надо выучиться. Конечно, им надо столько всего ещё сделать, но она должна знать, что она стала его домом, его маяком, хотя это звучало слишком уж сентиментально, немного мещански, что ли. Но она должна знать, что всё, чего он будет теперь добиваться, стало правильным, надёжным, нужным. Она придаёт его жизни и планам то, чего ему недоставало раньше. Раньше – было просто надо, потому что это для мира вообще. А теперь – у него появился ориентир, чёткий, осязаемый – не вообще, а зримый. И поделиться этим всем он мог только с Натой.

Он смотрел теперь на её щёку, и на этой щеке от яркого солнца золотился легкий пушок, и тогда у него сдавливало в груди, и хотелось подойти, встать рядом, чтобы ни у кого, ни у кого не могло возникнуть сомнений в том, что Наташа – под его защитой. Хотя от кого её защищать? И тихо посмеивался над собой.

***

Шум моторов все пропустили, кажется, кроме Татки. Она вся подобралась, отчего-то быстро взглянула на Татьяну и поняла, что Татьяна услышала звук ещё раньше: она чуть подалась вперёд и провела пальцами по кудрям. И эта её улыбка, блуждающая, неясно кому предназначенная, как будто она улыбается чему-то внутри себя, так изменила её лицо. Красивое, то самое, породистое лицо стало таким молодым, как будто ей лет не больше, чем этим девушкам, что спорят сейчас за столом. И все загалдели ещё громче, когда звук стал слышнее, и машины – почему-то две, одна за одной мелькнули за кустами и наконец остановились у калитки.