…А я был спокоен… ничего ещё не кончилось…

Мой Питер?.. Ну что вы?! Мой Питер – это не промозглый Питер Достоевского, где целой семьей снимают «угол за занавеской» и пятилетние дети умирают от чахотки… Мой Питер – это не Питер интеллигентных и интеллектуальных пьяниц Довлатова… Мой Питер – не карнавал иронии Веллера… не Исаакиевский собор глазами японских туристов… не бесконечный Зимний дворец с распростёртой перед ним самой красивой в мире площадью… не каналы, не мосты… не белые ночи… и совсем не Чижик-Пыжик…

Мой Питер… это три поездки… две улицы… и один человек…

Ну хорошо. Улиц, наверно, не две. Больше. Там есть Московский проспект, по которому все мы въезжаем в этот город из аэропорта. Потрясающий. Монументальный. Памятник великой стране. И там, конечно, есть Литейный и Лиговский. Но я не помню, что на них происходило. Что-то было, конечно, как без них? И конечно, это то, что связывает две главные улицы моего рассказа – Невский и Гороховую. Может, канал Грибоедова? Или набережная Мойки? Или Фонтанки? Для Макса все эти три улицы одинаковы – в том смысле, что каждая из них в разное время замыкала собой этот треугольник – Невский, Гороховая, ну и набережная.

Что ещё важно? Ну, чтобы вы представляли место действия? Просто я не буду рассказывать конкретно – где и что было, и как стояли, и какая была погода, кто шёл мимо или ещё что-нибудь – вся эта мелочёвка не укладывается в мой рассказ. Важно, что это было в Питере. А это ведь совсем особый город, и поэтому представлять вам, как, и что, и где там было, – надо.

Так вот… Конечно, магазин Зингера… огромный… он и сам-то огромный, да ещё в два этажа. Стеллажи, стеллажи книг. Там, на втором этаже, где окна выходят на Невский, он как-то вдруг незаметно превращается в ресторан. Но не это главное… Люди. Их много. Они проходят между стеллажами книг, они стоят, они читают форзацы, листают сами книги. И ещё – там, у кассы, очереди. Макс, и Петров, и я – мы были в этом магазине в разное время, но, не сговариваясь, отметили – как же много людей. В Москве не так. Да, в нашей любимой Москве и книжные-то закрываются. Вон, хотя бы на Гоголевском?! Огромный же был магазин. И хороший…

Такие вот дела… Что ещё?! Ну «Литературное кафе». Как раз-таки на углу Невского… и чего там? Не помню. За время поездок Макса в Питер там многое изменилось. Если уж называть своими словами – испортилось. В первую очередь – кухня. Официанты так же вышколены, вежливы. В белых перчатках и фартуках. И так же кто-то играет на рояле. Но кухня?! Что-то, конечно, осталось… щи по-Петровски, ещё что-то… но так, по мелочи. В основном классическая европейская кухня. Главное же – умер тот старичок, что ходил между столиками и рассказывал о Пушкине. Вообще, считается, что именно из этого кафе поэт и поехал на свою последнюю дуэль. Их, как известно, было немало. Штук эдак тридцать. Но дело не в этом… Старичок ходил между столиками и как-то ненавязчиво, что-то спрашивая, вдруг втягивал вас в разговор, вынуждал задавать вопросы… и потом уже сам рассказывал, а вы слушали его мягкий негромкий голос. Свободно плывущий рассказ. И вам не хотелось, чтобы он замолкал. Я не знал, откуда он там взялся. Видел в своих поездках. В последнюю, когда многое уже испортилось, и я это знал, пошёл туда именно ради него. «А он умер недавно», – сказали мне. «Вот скоро пригласим другого». Так я узнал, что это был не просто посетитель, а нанятый актер театра. Если бы я узнал это раньше, не было бы такого очарования. И не слушал бы я его… А теперь было грустно. И что он – просто выполнял свою работу. И что – умер. Я развернулся и ушёл.