То, что добираться туда следовало по безлесной равнине, планов лейтенанта не меняло. Он понимал, что располагаться на ночлег в селе не имеет смысла. До ночи надо попытаться не только достичь этого городка, но и проскочить его, потому что завтра утром сделать это будет значительно труднее.

– Пшекручь – это небольшой городишко, у вас такие «райцентрами» называются, – объяснил Корбач, не дожидаясь вопроса.

– Я-то считал, что эти ваши Залещики находятся в дикой глуши, по крайней мере так следовало из слов Анны. Но оказывается, что рядом городишко.

– Правда, тоже в дикой глуши, – пожал плечами Корбач.

– А тебе подавай не ниже Кракова! Извини, пока что придется идти на «дикий Пшекручь».

– А мотоциклисты?

– Постараемся как-то отделаться от них. Можно было бы и… Но в селе наверняка есть полиция.

– Человек десять – не меньше. Обычный гарнизон для деревень в партизанских зонах.

Никакого поста на окраине деревушки партизаны не увидели. Обер-ефрейтор довольно быстро нашел дом старосты и, пока Беркут беседовал с ним, терпеливо ждал на улице. Староста вежливо сообщил, что больницы в деревне нет и никогда не было, а фельдшер еще неделю назад ушел к партизанам. Так что раненого придется везти в городок.

Расспрашивать его о партизанах «обер-лей-тенант» не решился, хотя и почувствовал, что староста наверняка связан с ними.

– Слушайте меня, обер-ефрейтор, – сказал он, выйдя вместе со старостой во двор. – Ситуация изменилась. Мы двигаемся в направлении Пшекруча, где сможем оставить раненого в местном госпитале. Что же касается вас, то благодарю за сопровождение, можете возвращаться на свой пост.

– Сейчас?! Туда?! – изумился обер-ефрейтор.

– Разве кто-то отменял полученный вами приказ?

– Это невозможно, господин обер-лейтенант! – прокричал немец, не скрывая своего ужаса. – Нас же еще по дороге перестреляют, не позволив добраться до Гнилевичей!

– Прекратить истерику, – жестко прервал его Беркут. – Что вы предлагаете? Вы же знаете, что акция завершится поздно вечером, и ваше командование сразу же бросится выяснять, что с вами произошло.

– Да, командование будет встревожено, и все же позвольте ехать с вами. Главное, добраться до городка, а там мы переночуем в комендатуре, – почти взмолился начальник поста. – А утром отправимся в свою часть, в Олсовице.

– Может, вы и правы, – великодушно согласился Беркут после минутного раздумья. – Посылать вас туда прямо сейчас – значит, посылать на гибель. Словом, решено: будете сопровождать нас до этой лесной столицы. Возвращайтесь к мотоциклу.

Двое солдат-мотоциклистов возились со своим товарищем, меняя ему повязку, а группа Корбача держалась чуть в стороне от машины, стараясь не контактировать с немцами.

– Значит, так, – подошел к ним Беркут, – в сопровождении эскорта направляемся к городку. Проскакиваем его и двигаемся дальше. Возможно, придется идти всю ночь, стараясь как можно скорее приблизиться к украинским лесам. Но, как бы мы ни спешили, раненого придется сдать в госпиталь.

– Кстати, о раненом. Я слышала, как он сказал своим: «Снимите меня с машины, это какие-то странные люди», – вполголоса сообщила Анна, поглядывая на машину. – Этот немец явно что-то заподозрил. Да и те двое, что перевязывают его, тоже насторожились.

– Раненого я уберу, – вмешался Арзамасцев. – Как только выедем за село. Он, гнида тифозная, больше всего старается заговорить именно со мной. Кажется, на одном ухабе я чуть слышно ругнулся.

– По-русски, – уточнил Зданиш. – Это его и насторожило.

– Раненого не трогать. Он ранен – и этим все сказано. Сдадим его в госпиталь…

– Чтобы подлечился и возник где-нибудь под Смоленском? – хищно улыбнулся Арзамасцев.