Над головой, сквозь отчаянные крики птицы, Риша услышала скрип веток, угрожающий шелест: великое Древо–обиталище певчих душ спешило на подмогу одной из своих жилиц. Еще немного, и душу убитого брата отнимут у сестры, которая так жестоко с ней обращается.

Низко склонившись над лицом спящего ангела, плача, одной рукой она обхватила горячее белое тельце сопротивляющейся птички, не рискуя, однако, трогать крылья, боясь их сломать. Другую руку подняла над головой. Кончики пальцев коснулись лакированного дерева бабушкиной шпильки, воткнутой прическу. Хорошо шпилька держит, надежно: ни одна прядка не растрепалась.

– Шабо, миленький, – обратилась она к дрожащей, бьющейся в ее руке душе брата. – Ну, пожалуйста…

Шепот червей тут же зашелестел из темноты, как будто только этого слова они и ждали:

– Попроси меня помочь. Попроси. И я приму твою жертву взамен жертвы твоего брата.

Птичка протестующе закричала, вырываясь из последних сил. Звук втягиваемого воздуха, исходящий от статуи, стал угасать, притяжение ослабло. На спину Риши и на затылок падали сухие листья, ветви скрипели над головой непривычно близко.

«Это конец, – подумала Риша. Рука ее все еще сжимала птичку, но хватка уже не была такой крепкой. Вот-вот, и она позволит пальцам разжаться. – Даже если я сейчас убью себя, это ничего не изменит. Ведь Шабо не хочет возрождаться. Он не хочет занимать это новое тело, а я… не знаю, как заставить его».

Поникнув головой, почти касаясь лбом холодного подбородка статуи, Риша заплакала закрытыми глазами. Пальцы ее разжались. Белая птица с размаху впечаталась ей в лицо, распластав крылья по щекам, прижавшись к коже трепещущим телом. От кучки аристократов долетел разочарованный вздох. Риша услышала шорох, скрип, щебет нездешних голосов – мировое Древо протягивало новой обитательнице свою древесную длань для насеста. Чиркнув сестру по переносице клювом на прощание, душа Шабо оттолкнулась лапками от ее носа и, освобожденная, взмыла в воздух.

Согнувшись в три погибели над статуей, Риша застонала. Ей стало невыносимо от того, что она сделала. Рот ее искривился, из носа потекло, острый ком в груди не давал вздохнуть. Обхватив себя за бока, сгорбившись, сжавшись, Риша глухо завыла.

Кучка аристократов ахнула, прозвучали твердые, торопливые шаги.

– Миннья, – как сквозь плотно натянутую шапку, услышала она над ухом недоверчивый голос Ториса. – Смотри!

С трудом подняла залитое слезами лицо. Глаза никогда ничего не видели, но все равно она моргнула мокрыми ресницами, обозревая чудесную картину. Не опускаясь на протянутую к нему ветку дерева, работая крыльями что есть сил, завис в воздухе малый птенец-Шабо. Заметив, что сестра смотрит на него, птенец нетерпеливо чирикнул.

– Не улетает, – с удивлением проговорил Торис. – В сосуд не идет, но ведь, поди ж ты, и не улетает!

– Что ангел? – хриплым голосом спросила Риша. Попыталась выпрямиться. Тело, стянутое спазмом горя, повиновалось неохотно.

– Еще фурычит, – констатировал Торис как нечто курьезное. – Попробуешь? – спросил он Ришу.

– Да, – сказала она. На смену горю, мгновения назад сжимавшему в каменном кулаке все ее существо, опасливо разливалось теплое чувство любви, признательности к брату. Он доверился ей и остался тверд в своей вере до конца, даже когда она сама сдалась. А значит – она не может предать его доверия.

Риша протянула руку и маленький птенец, чье сияние уже не лучилось так ярко, а иссякало стремительно, послушно опустился на ее раскрытую ладонь. Риша поднесла его к лицу и легонько поцеловала в крошечный клюв. Птенец взмахнул крыльями, внимательно глядя на сестру выпуклыми глазами-бусинками. Улыбнувшись брату, Риша позвала Ториса. Когда он склонился к ней, протянула ему птенца. Он доверчиво взял, как и котенка до этого, а птенец добровольно пошел к нему на руки.