Она вернулась на свое место, встала там, поправила нелепый костюм. Главное, чтоб ее собственная рука не дрогнула, когда придет время. Все остальное уже не важно. Хозяева же не по своей воле такие огромные. Они изжили свой потенциал, превратились из светил в черные дыры, пожирающие звезды, искажающие материю вокруг себя, но в том их вины нет. Они просто подчинились потоку естественной эволюции, плыли по течению, не сопротивляясь ему. Довелось ли им сверкнуть сверхновыми перед тем, как навсегда погаснуть?.. Риша даже не пыталась понять, о чем это таком она думает. Вероятно, ее сознание уже погрузилось в ритуальный транс, и сопротивляться этому вовсе не нужно.

Она услышала плеск волн, скрип дерева на мокрых камнях, разнообразные шаги по песку. Обмен репликами. Новые шаги – неспешные, сомнабулические. За ними – шорох многих ног, ощущение тяжести: агнец шел к площадке, а за ним следовали сверхмассивные объекты – аристократы.

Вскоре Риша уже могла «обозревать» их: белую душу Шабо, трепещущую, раскинув вдоль ключиц крылья, в его теле, как в прозрачном сосуде, и темную, густую, вращающуюся глыбу хозяев, грузной гурьбой движущуюся за ним по пятам. Приблизившись к застывшей в ожидании Мудрой матери и ангельскому телу, лежащему на песке перед ней, Шабо остановился. Свел ладони перед лицом, поклонился.

Риша не видела самого брата, только его распахнутую, хлещущую белым сиянием душу. Низко поклонилась ему в ответ. Выпрямившись, он сделал шаг вперед, стоя теперь прямо над статуей. Повернулся – четко, как часовой, совершил ритуальный почтительный поклон аристократам. Преклонил колени. Торис-удзумаки тьмы выпустил черную руку-отросток, сделал отмашку. Жреца Риша не увидела, он ничем не выделялся, но услышала его упругие, тихие шаги, выдающие повадку хищника. Он прошагал туда, где стоял на коленях Шабо, и недолго – меньше минуты – скользил взад-вперед между ним и ангелами. Риша знала, что все это – необходимая часть действа, но у нее сердце замирало каждый раз, когда он приближался к ее брату. Наконец, он остановился, и Риша впервые услышала его голос со странными, неестественными интонациями:

– Я спрашиваю тебя, агнец, готов ли ты принести свою жертву?

– Да, – тихо отвечал Шабо.

– Добровольна ли твоя жертва?

– Да.

– Ты приносишь эту жертву без сожалений? – Риша, наконец, догадалась, в чем дело: похоже, жрец был глухим («он даже не слышит ответов!»), а ее брат тем временем, чуть помедлив, сказал:

– Да.

– Быть посему! – с ударением на неожиданных слогах провозгласил жрец.

Он зашел Шабо за спину, наполовину скрыв его от Ришы, и замер. Настал ее черед. Четко, как на чайной церемонии, она полукругом обошла их и, остановившись у статуи, повернулась к аристократам, низко поклонилась им. Повернулась к Шабо, поклонилась и ему. Опустилась перед статуей на пятки, положила ее голову к себе на колени. Шабо подошел к ней (жрец, как тень, следовал за ним), опустился на колено. Она протянула руку и он вложил свою ладонь в ее. Риша крепко сжала его пальцы и одобрительно кивнула ему.

Стоящий у Шабо за спиной жрец запрокинул его голову кверху. Риша ощутила, как брат стиснул пальцы в кулак в ее руке, услышала, как он длинно, обрывисто вздохнул, и тут же, следом – резко дернулся, засипел, заклокотал горлом. Пахнуло свежей убоиной. Жрец, держа Шабо за волосы, взмахнул рукой с ярко горящей кровью на лезвии – Риша явственно осязала кровь, как ее драгоценные капли горячо капают с орудия убийства на песок рядом с ней. Душа Шабо прянула, забилась, как птица в силках, в убитом теле, труп отяжелел, начал заваливаться набок. Продолжая сжимать в ладони ослабевшие пальцы брата, Риша аккуратно наклонилась вслед за подводящим мертвеца жрецом, второй рукой поворачивая голову статуи так, чтобы еще живая кровь убиенного пролилась той на лицо и попала в рот.