– Что такое? – тут же озабоченно спросил сеньор Торис. Он стоял у Риши за плечом, бесшумный настолько, что она полностью забыла о его существовании. – Отклик?

– Нет, – с трудом управляя голосом, отвечала Риша. – Сеньор, я неважно себя чувствую, нельзя ли мне закончить на сегодня?..

Сеньор Торис промолчал, но Риша явственно ощутила его недовольство. Ей снова стало жутко. Но желание услужить, угодить сеньору, добиться его, пусть неискреннего, расположения вновь боролось в ней со страхом, который вызывали жрущие Праматерь черви. И нельзя сказать, что страх побеждал.

– Ты уверена, что все возможное сделала? – с напускной заботой спросил, наконец, сеньор.

Риша съежилась. Она была убеждена, все ее существо кричало о том, что ничем хорошим эксперимент не кончится. Но маленькая девочка в ней, к которой сеньор ласково обращался «миннья», «младшая сестренка», и которая млела от этого обращения, – эта маленькая девочка уверенности более взрослой Риши не разделяла. Она хотела служить сеньору, выполнить любую его просьбу, любое пожелание, неважно – от сердца они исходят, или нет. Она готова была попрать собственный ужас, поступиться жизнью, лишь бы только удовлетворить прихоть сеньора. И эта готовность слепо повиноваться, казалось, пылает жаром в ее крови. Противостоять ей, противиться голосу крови, велящему Рише подчиняться невысказанному приказу холеного хозяйского щеголя, у Риши нет никакой возможности.

– Я попробую еще раз, – сказала девушка, сдаваясь.

– Будь добра, душенька, – вежливо согласился сеньор.

Закрыв глаза, Риша обреченно положила ладонь на прохладный лоб статуи.

«Какая ирония, – подумала она. – Суметь ослушаться полумертвую Праматерь, но быть бессильной побороть пожелание ее творения. Ирония – все, что у нас остается, когда остальные средства к борьбе исчерпаны».

Перед внутренним взором тут же, бесстыже моргая красными зенками, закачались червячьи головы.

«Ты себе не представляешь, какое море иронии тебе придется хлебнуть в дальнейшем».

«Зачем вы издеваетесь? – спросила Риша. – Неужели так приятно смотреть на чужие страдания?»

«Не то слово, – согласились с ней жуткие твари. – Но ты напрасно возмущаешься. Ты была рождена для страданий, как иной актер рождается для уготованной ему роли в спектакле. А я – всего лишь ревностный зритель, со вниманием следящий за ходом пьесы. Ты тоже могла бы – стать просто зрителем и наблюдать за нарастанием драмы, но увы! – и сама ты своенравна, да и задача у тебя другая».

«Зритель? Роль? – возмутилась Риша. Страха она уже больше не чувствовала. Только злость. – Вы что же думаете, это игра какая-то?!»

«О, превосходная! – закивали черви с глумливым одобрением. – Но не будем торопить события. Ты ведь знаешь свой сценарий, милочка? И помнишь, чья жизнь на кону?»

«Вы говорите о… Шабо? – гнев Риши тут же угас, затопленный новой волной холодного страха. – Зачем же… Неужели это вы подстроили, чтобы его выбрали?»

«Не забегай вперед, – внезапно тоже переменив тон, сухо отвечали ей черви. – Судьба твоего брата предопределена, но жить ему или умереть, по-прежнему решать тебе. Душенька», – последнее слово прозвучало настолько отвратительно, что Риша не смогла сдержать дрожи. Ну почему же, почему она позволила этому разговору случится?!

«Это и впрямь иронично, – продолжали черви, не дождавшись от Риши ответа. – Стоит только одному из моих непорочно рожденных детей продемонстрировать тебе свое разочарование, как ты тут же спешишь услужить. Но я прошу тебя и предлагаю помощь, а ты кривишься и протестуешь. По меньшей мере, такое поведение невежливо. Почему ты не хочешь, чтоб трагедия, которая тебе уготована, прошла как по маслу? Даже сейчас у тебя есть шанс принять выгодное всем нам решение. В ином случае еще одному статисту придется в скором времени расстаться с жизнью».