На меня именно в этом кабинете навалилось безразличие. Какая разница, что этот человек думает обо мне? Что за дело мне до других? Пусть даже меня будут судить за то, в чем я не виновата.
Я взяла ручку и лист бумаги, села на указанное мне место и, написав под диктовку Ахремцева шапку заявления, далее изложила текст сама. Написала то, что мне говорили. Хаитов, адвокат. Что половой акт был добровольным, что заявление об изнасиловании было мной подано, чтобы получить денег. Что я оговорила Дамира. Кажется, пока писала у меня даже пальцы руки, в которой я держала ручку, кровоточили. Так это было больно.
А потом... Потом вдруг стало все равно. Оглушающе.
-Вы должны дать объяснения, - промолвил мужчина, когда я протянула ему исписанный листок.
-Нет, - я замотала головой, представив, что мне придется провести здесь еще какое-то время, и, вспомнив советы Стрельниковой, добавила заученно, будто попугай, - На основании статьи 51 Конституции от двчи объяснений отказываюсь.
Вдруг выражение лица Ахремцева изменилось. Я сначала не поняла причину. Но тут же до меня дошло, у меня задрался рукав и стало видно запястье.
-Добровольно, значит?! - протянул Ахремцев.
На секунду мне показалось, что все сейчас изменится, что он вызовет спецназ или кого там принято вызывать, что отдаст приказ и Хаитова арестуют. И мой персональный ад закончится. Но секунды бежали. Одна за другой. И ничего не происходило.
Изначально я была права. Справедливости не существует. Потом следователь заполнил еще один лист с объяснением, в котором были мои анкетные данные и всего лишь одна фраза, озвученная мною ранее. И моя подпись.
Меня охватила полнейшая апатия. Со стороны я выглядела абсолютно спокойной. Только не слышала, что мне говорит Ахремцев, что мне говорит девушка, которая теперь уже выводила меня из здания.
Меня встретил шум улицы. Но и он был мне безразличен. Я ничего не хотела. Абсолютно ничего.
Некоторое время я постояла возле входа, из которого только что вышла. Меня пару раз толкнули и тогда я пошла в сквер. Там была лавка, на которую я села и закрыла глаза.
То, что начался дождь, я поняла, потому что по лицу стекала струйками вода. Опустошенность и усталость привели к тому, что я легла на лавку, поджав ноги и подложив сложенные руки под голову.
**********
Мерседес представительского класса выделялся даже среди машин, припаркованных возле этого здания.
Мужчина, сидевший в нем, давно скинул пиджак и оказался в белой рубашке. Закатал по привычке рукава, хотя столько раз обещал себе этого не делать. Вообще необходимости находиться здесь и сейчас у него не было. Его ждали совсем в другом месте. Однако, что заставляло его оставаться на месте и наблюдать, он озвучить был не готов. Никому. И прежде всего самому себе.
Сначала он ждал, когда она выйдет, убеждая себя, что хочет быть уверенным, что все прошло, как надо. После звонка в этом не осталось никаких сомнений.
Потом он ждал, когда вышедшая девушка отойдет от входа и пойдет на автобусную остановку. Ее толкнули и она пошла. Только в сквер. Где села на лавку и не двигалась. К ней даже подошли сердобольные прохожие. Но она им не отвечала, продолжая сидеть на месте. И они уходили, торопясь попасть домой перед грядущим дождем.
Она продолжала сидеть и тогда, когда начался дождь. Шли минуты, но вместо того, чтобы подняться и торопиться домой, девушка легла на лавку.
-Да вставай же! - рыкнул мужчина.
Но ничего не изменилось. Водитель на своем месте был слишком хорошо выдрессирован, чтобы отреагировать на замечание своего хозяина.
Прождав безрезультатно еще несколько минут, мужчина не выдержал. Матерясь сквозь зубы, он вышел из машины под проливной дождь и пошел к долбанной лавке. Можно было, конечно, приказать кому-нибудь, но мысль, что до нее будут дотрагиваться какие-то посторонние мужики, претила. Позвал девушку по имени, но она не реагировала. Подавил в себе желание ее хорошенько встряхнуть, чтобы добиться хоть какой-то реакции. Проверил пульс на шее. Он был. А потом подхватил девушку на руки и понес в машину.