Влюблённая девушка постоянно задавала ему один и тот же вопрос, смысла которого не уловить.

Вопрос звучал так:

«А ты любишь меня?»

Глядя в эти огромные, полные печали и надежд глаза, ответить «Нет» было кощунством. На его утвердительный кивок в сочетании с пламенными раздевающими взглядами, которые он из себя буквально выдавливал, она ещё больше бледнела и решалась задать ему ещё более бессмысленный вопрос:

«А как? Ну как ты меня любишь? Скажи – как? Ну, скажи же, скажи, любимый», – чем ставила его в тупик и вызывала головную боль.

В таких безвыходных ситуациях ничего другого не оставалось, как зажать своим ртом её большой как у лягушки рот долгим, сводящим её с ума поцелуем, от которого девица млела, слабела у него на глазах и задыхалась, почти теряя сознание. В такие минуты Махмуд не на шутку опасался, что девушка вот-вот растворится у него в руках и исчезнет. Поэтому спешил подхватить её, нёс дрожащую и разомлевшую на их «ложе любви», как она называла колченогую кровать с продавленным матрацем, осторожно укладывал там и накрывал пледом, лишь для того, чтобы обозначить контуры её тела. Только таким способом Махмуд мог избавиться от навязчивого жуткого ощущения бестелесности этой девушки, а Луиза – поверить в силу и глубину его чувств.

После всего этого цирка он, деловито задержав взгляд на наручных часах, с мужественной грустью, но твёрдо заявлял, что ему давно пора на работу, он спешит, и его могут уволить из-за любви к ней.

– Но мне так трудно покинуть тебя! О, любовь моя! – восклицал он патетически и принимался метаться по комнате. – Хорошо, я не уйду, и пусть меня уволят! Пусть! Зато мы навсегда останемся вместе!

Только после этого Луиза пугалась не на шутку и отпускала его от себя с отрешённостью, преданно глядя ему вслед бездонными голубыми глазами и шепча, как заклинание:

– Je t'aime… Je t'aime… Je t'aime…[20]

Махмуду приходилось терпеть весь этот кошмар, притворяясь влюблённым и печальным из-за того, что они не могут быть вместе постоянно. Она верила в это и тоже грустила, что живёт в Лионе, а он – в Хургаде.

Образ Луизы ещё долго преследовал его, даже когда она находилась уже далеко, в своей Франции: ему часто снились прозрачные девушки, похожие на медуз, которые протягивали к нему свои скользкие щупальца и требовали клятв в любви.

Весь этот театр влюблённых идиотов нужен был по той простой причине, что от француженки была какая-никакая, но польза: она каждый раз привозила для него что-нибудь по-настоящему старинное и ценное из коллекции фамильных украшений или предметов домашней утвари своей знатной семьи.

Как утверждала Луиза в перерывах между объяснениями в любви, эти вещи явились бы бесценными сокровищами для любого коллекционера, к коим ей странным образом хотелось причислить и Махмуда, что искренне удивляло его, так как он никогда не замечал за собой тяги к коллекционированию. Однако разубеждать её он не решался.

Махмуд был уверен: Луиза ничего не пожалеет для него… «…Особенно потёртой дырявой кухонной посуды и старых, поблёкших от времени побрякушек…» – думал он с ехидцей. Она утверждала, что все эти якобы бесценные сокровища ни в какое сравнение не идут с тем глубоким чувством, которое она питает к нему. Сам же он, в предметах старины разбирающийся примерно так же, как Луиза разбиралась в мужчинах, тайно сбывал вещички одному солидному американцу арабского происхождения, который посещал города Египта именно для скупки предметов старины.

Казалось, американцу безразлично, что покупать, лишь бы вещь была потёртой и выцветшей. Всякие кубки, бокалы, серебряные половники странной формы, ложечки и блюдца с женскими головками в чепчиках, розочками и сердечками, сотканными из листвы и с какими-то мелкими золочёными буковками на задней поверхности, перекочёвывали к нему. Именно эти едва различимые буковки скрупулёзно рассматривал американский коллекционер под лупой, после чего поспешно расплачивался с Махмудом, без сожаления расставаясь с заранее оговорённой суммой. Затем исчезал из Хургады надолго, до следующего приезда француженки, о чём просил предупреждать его загодя. Луизе же на вопрос о местонахождении антиквариата Махмуд врал, что ценности хранятся в надёжном месте, у его отца – знаменитого коллекционера – в их фамильном доме в Каире. После таких слов нечто похожее на улыбку счастья озаряло бледное лицо девушки. И тогда она говорила дрожащим голосом, любовно глядя на него своими небесными глазами: «Я так горжусь тобой, хабиби…»