Они шли вниз по украшенной улице. Нейт то и дело оглядывался. Глаза круглые, как у совы. Рот немного приоткрыт. Он с нескрываемым восторгом смотрел на шныряющих неподалеку жутких монстров. Страх, любопытство, веселье. Все чувства смешались воедино. Для него это был необычный опыт. Братьев растили в строгой, религиозной семье. Под запретом был не только Хеллоуин, но и Рождество, что, по мнению Теона, было полной бессмыслицей. Даже музыку, светскую музыку слушать было нельзя. Вот Теон и стал атеистом. С Нейтом же сложилось по-другому. Он верил. Искренне верил, и старший нисколько не противился этому. Но, как защитник, как брат, как наставник, делал все возможное, чтобы Нейт понял: не быть идеальным – нормально, а быть самим собой – крайне важно. Ни один человек не свободен от грехов. Хоть такие ограничения и повлияли на мировоззрение Теона, последней каплей оказалась смерть родителей. На тот момент ему было двенадцать.

Мария Тиммер была поистине роскошной женщиной. Прекрасна как изнутри, так и снаружи. Вышла замуж в восемнадцать, а в девятнадцать родила первенца. Она была блондинкой, волосы – волнистые, серые глаза. Сложно было не любить ее. Муж же Марии, Боб Холланд, работал в страховой компании и уж точно не походил на прекрасного принца. Но что-то цепляло в этом рыжем, веснушчатом, зеленоглазом мужчине. Возможно, харизма? Семья была вполне нормальной, небольшой, из трех, а спустя некоторое время из четырех человек. Но времени, чтобы просто быть друг с другом, им было выделено совсем не много.

26 марта Мария Тиммер была сбита насмерть грузовиком. Водитель избежал правосудия. А через пару лет Боб, безгрешный… нет, следует сказать, притворяющийся безгрешным, застрелился на могиле жены. «Если Бог есть, почему хорошие люди умирают?» – каждый день спрашивал себя Теон. «Они подчинялись. Всегда подчинялись! А сейчас мы сироты! Их больше нет! Разве это честно?» – горько думал он. Погрузившись же в какой-то момент в реальность, Тео перестал настолько идеализировать людей. Но к христианству не вернулся.

Конечно, потеря родителя всегда нелегко дается, особенно для не по годам умного трехлетнего ребенка. И все же Нейт от религии, от веры не отвернулся. «Все хорошо! Он нуждается в мамочке и папочке больше, чем мы с Теоном. Они сейчас в лучшем месте», – по ночам шептал малыш, пока горячие слезы высыхали на его щеках.

Ветер появился внезапно, неприятный, кусачий, и добавлял еще большей атмосферности. Нейт выглядел как настоящий Дракула.

– Ты как, маленький? Не замерз?– заботливо спросил Теон.

– Следи за языком, челядь. Или ты не в курсе, с кем говоришь?

– Простите, Граф Дракула!

Молчаливой улыбки обоих хватило на пару секунд, после чего братья одновременно прыснули. Вот такие были они. Вечно прикалывались, даже когда ничего смешного не было и в помине. Теон вздохнул. Запах был какой-то совсем другой, незнакомый. Любопытный и вместе с тем… от него почему-то становилось не по себе.

Мать часто рассказывала им истории. Истории, что казались Теону бреднями сумасшедшего, а Нейту – захватывающими. Настолько, что ему снились кошмары. Байки из года в год оставались неизменными. Начиная с зарождения Хеллоуина и скрытым под ним смыслом. Напоминала каждый раз об «опасных людях, которые кладут в конфеты яд, похищают детей», во что Теон верил меньше, чем в зубную фею,– в нее он перестал верить уже лет в семь. Зачем кому-то совершать такие жестокие действия? Даже нет. Почему именно на Хеллоуин? Ведь во все остальные дни сладости абсолютно съедобны. Если кто-то и горел желанием принести в жертву сатане малышню, почему всего раз в год? Христиане молятся не только на Пасху, не так ли? В отличие от брата, Нейт от этих россказней был в диком ужасе. Следующая часть ежегодной лекции – криминальные сводки. Мария объявляла им, сколько детей пропало, скольких нашли мертвыми и как именно их убили. Оглядываясь назад, Теон не удивился бы, если этого было бы достаточно, чтобы у нее отобрали родительские права. Возможно, из-за этих «сказок» он и чувствовал себя не в своей тарелке. Сложно избавиться от привычек.