– А теперь ходу! – засмеялся Пашка.

– Так ты же настоящий разведчик, – говорил на бегу он, – научишь приёмчику, я такого ещё не видел.

– А успею?

– Завтра с утра.

Квартира у Веры оказалась очень даже ничего. Оказывается, её отец был видным профессором-мичуринцем. А сейчас вместе с институтом он выехал куда-то в Азию. Мать работала в одном из госпиталей врачом.

Девушки развели спирт малиновым вареньем, и получилось что-то вроде крепкого пунша.

– За победу! – дружно звякнули мы хрустальными бокалами.

Сыр и копчёная колбаса оказались как нельзя кстати. Девчонки давно отвыкли от таких деликатесов и смотрели на стол с обожанием и восторгом.

– Мальчики! – сложив под грудью руки, прошептала Тома. – Стол накрыт, как в раю? Неужели так кормят наших воинов?

– Воинов кормят не так изысканно, – скромно заметил я. – Мы обоз немецкий раздавили, а там рождественские подарки от их фройляйн. Не пропадать же добру. Вот коньяк только разбился. Бутылки стеклянные были.

Таня сверкнула на меня озорными глазами, но ничего не сказала.

– А насчёт рая, скажу иначе, – воодушевлённый молчанием Татьяны, пошёл я в наступление. – Рай я вижу вокруг стола. Как это прекрасно, когда уставшие в тяжёлых боях воины могут очутиться в волшебном тихом уголке, оберегаемом такими нежными созданиями…

– Жора, давай уже выпьем, – не выдержал Пашка.

– Ты что, пускай говорит! – замахали руками нежные создания. – Красиво же!

– За любовь! – подытожил я.

– Ну вот, – огорчились девушки, – взял и всё испортил. Мы так давно не слышали красивых слов.

– Послушайте, Георгий, вы, наверное, и стихи пишете? – спросила Вера, когда опустевшие фужеры вернулись на стол.

– А как же, – не стал скромничать я.

«Ну вот, понесло», – заскрипел внутренний голос. «Отстань!» – отмахнулся я.

– Ой, хочу стихи, – захлопала в ладоши Тома.

– Запросто! – с выражением прочёл:

По полю танки грохотали,

Танкисты шли в последний бой.

И молодого лейтенанта

Несли с пробитой головой.

– На жалость давишь? – толкнул меня в бок Павел, когда я закончил.

– Стихи люблю, – скромно ответил я.

– Это вы написали? – спросила Вера.

– Да вот, как-то так, – ответил я что-то невразумительное. Просто я ещё не дошёл до той кондиции, чтобы нагло и цинично врать.

Тома завела музыку, и мы продолжили танцы. Алкоголь возымел своё действие, на душе стало легко и свободно. Я, забыв про всё, по очереди целовался то с Томой, то с Верой. А что, один раз живём! Затем как-то так получилось, что скромная Вера оттеснила от меня Тому. Да мне она и нравилась больше. Девушка из интеллигентной семьи была жгучей брюнеткой, с чёрными как смоль волосами. Было в ней что-то загадочно восточное…

На рассвете разбудил меня тихий голос:

– Вставай, тебе в госпиталь пора.

Окончательно сбросив остатки сна, я начал костерить себя последними словами: «Ну и сволочь же я! Девчонка дурит, а ты воспользовался моментом».

Дело в том, что Вера была девушкой, а выпитый спирт и тоска по женщине отодвинули мою порядочность на задний план.

– Ничего не думай, – шептала мне разгорячённая девчонка, – я хочу этого, это надо мне…

– Зачем? – пытался я сохранить остатки мужской чести.

– Не спрашивай, – неумело, но по-женски страстно целовала она меня в губы.

И я не устоял. Стараясь не обращать внимания на возникающую в спине боль, я ласкал это нежное девичье тело, забыв о том, что на дворе стоит январь сорок второго. Что, может быть, это последняя в моей жизни женщина, что через несколько дней мне вновь возвращаться в кровавый ад.

Под утро мы с Пашкой шли в госпиталь по пустынным улицам, ломая тишину замороженных подворотен.

– Женюсь, – вдыхая морозный воздух, весело говорил Павел.