Вскоре миссис Киркпатрик попросили аккомпанировать леди Агнес, и тогда наконец Молли на несколько минут оставили в покое и она смогла осмотреться. Вряд ли хоть одна комната за пределами королевского дворца могла сравниться по великолепию с этой гостиной: огромные зеркала, бархатные шторы, картины в золоченых рамах, ослепительно яркий свет. Ей под стать были и те, кто ее заполнял: шикарно одетые леди и элегантные джентльмены. Неожиданно Молли вспомнила о детях, вместе с которыми пришла в столовую. Куда они делись? Если их увели спать, то, может, и ей следует уйти? Что, если самой попытаться найти дорогу в рай спокойной уютной комнаты? Нет, слишком далеко от двери она сидела, чтобы не привлечь к себе внимание, поэтому все, что оставалось, это механически, не глядя, переворачивать страницы и с каждой минутой все глубже страдать от одиночества и окружающей роскоши.

Через некоторое время в гостиную вошел лакей, остановился, кого-то высматривая, и направился к миссис Киркпатрик, которая сидела за фортепиано в окружении любителей музыки, аккомпанировала каждому, кто хотел спеть, и с приятной улыбкой выполняла все пожелания публики. Выслушав лакея, она встала и подошла к Молли.

– Знаешь, дорогая, за тобой приехал папа и привел твоего пони, так что тебе придется отправиться домой.

Домой! Обрадовавшись, Молли вскочила и едва не закричала во весь голос «ура!», однако миссис Киркпатрик охладила ее пыл:

– Но прежде ты должна подойти к леди Камнор, пожелать доброго вечера и поблагодарить за гостеприимство и доброту. Ее светлость вон там, возле статуи, беседует с мистером Кортни.

Хозяйка дома стояла всего в сорока футах, но это все равно что в сотне миль! Предстояло преодолеть это бесконечное пустое пространство на глазах у всех, чтобы произнести всего несколько слов.

– Это обязательно? – жалобно спросила Молли.

– Да, и поспеши. Ничего ужасного в этом нет, – раздраженно ответила миссис Киркпатрик, поскольку ее ожидали возле фортепиано и хотелось поскорее отделаться от обузы.

С минуту Молли помолчала, переминаясь с ноги на ногу, а потом едва слышно попросила:

– Не могли бы вы проводить меня?

– Конечно, с радостью! – тут же согласилась миссис Киркпатрик, решив, что это лучший способ поскорее освободиться.

Дама взяла Молли за руку и повела через всю гостиную к хозяйке, а проходя мимо инструмента, со своей ангельской улыбкой мягко пояснила:

– Наша маленькая гостья очень смущена, поэтому попросила меня проводить ее к леди Камнор, чтобы пожелать доброго вечера. За ней приехал отец, и она нас покидает.

Молли вдруг почему-то высвободила ладошку из руки миссис Киркпатрик, быстро подошла к великолепной в бордовом бархатном платье хозяйке, присела в почти безупречном школьном реверансе и проговорила:

– Миледи, приехал папа, чтобы забрать меня домой. Желаю вам доброго вечера и благодарю за доброту… то есть вашей светлости.

Ей вовремя вспомнились наставления мисс Браунинг относительно обращения к графу и графине, а также к их благородному потомству.

Как и почему так поступила, Молли не могла объяснить даже самой себе, но каким-то образом все-таки вышла из гостиной, не попрощавшись ни с леди Коксхейвен, ни с миссис Киркпатрик, ни «со всеми остальными», как непочтительно упомянула потом в мыслях благородное общество.

Мистер Гибсон ждал дочь в комнате экономки, куда Молли ворвалась, к откровенному неудовольствию почтенной миссис Браун, и бросилась отцу на шею.

– Ах, папа, папа, папа! До чего же я рада, что ты приехал!

Девочка разрыдалась и принялась истерично гладить отца по лицу, словно хотела убедиться, что это он, что действительно рядом.