Господи, как же мне было тяжело: я одновременно чувствовала себя и правой, и виноватой. Я так хотела вернуться в тот день, когда наша жизнь дала трещину, и залатать её. Но ничего нельзя было уже изменить, и всё летело под откос. Пока не настал тот злополучный день, и я не решила, что у меня больше не осталось сил для борьбы. Моё заявление о разводе вызвало у всех радость. Ты же в него не поверил и начал уговаривать изменить своё решение. Признаюсь, меня это удивило, но я была окрылена только одним желанием – местью. Тем более, что у меня появился неожиданный козырь против тебя, и я мечтала его применить.

Я уволилась из театра, уехала из Бухареста и залегла на дно. То, что началось сразу после этого, я никак не могла предсказать. Ты начал буквально преследовать меня, засыпая подарками, извинениями и клятвами в вечной любви. Я не верила ни одному твоему слову, каждый раз пытаясь спрятаться от тебя ещё дальше. Я бежала от тебя, от своей любви. Я не понимала, что я делала. Я была настолько сильно ранена тобой, что потеряла возможность чувствовать и анализировать. Несколько месяцев ты сходил с ума, не давая мне никакого покоя.

А потом мне позвонил мой адвокат и сообщил совершенно невероятную весть о том, что ты записал на мое имя всё своё состояние. Я была потрясена! И даже после этого я не хотела тебя прощать. Мне не нужны были твои деньги, мне нужен был только ты, но ты уже не был моим. На следующий день тебя не стало…

Утром все новости начинались с того, что: «В своей квартире был найден мёртвым знаменитый румынский режиссёр, принявший сильную дозу наркотика». Твоя посмертная записка, в которой ты просил прощения у меня, становится бестселлером в СМИ и моим личным позорным клеймом. Твою смерть воспели, а мою жизнь смешали с грязью. Я была ни жива, ни мертва. Не оправившись от одного горя, я с головой окунулась в другое. Возможно, меня от смерти спасла только моя беременность…

Да, с этой новости я перехожу к финальной сцене. На момент твоей смерти я находилась на пятом месяце. Этот факт я и хотела использовать в качестве своей мести. Про беременность я узнала в день, когда решила уйти от тебя. Та самая тайна, которая давала мне власть над тобой и позволяла наказать тебя.

Жан Пьер, я родила тебе дочь! И назвала её Майей, как ты и мечтал. Майе сейчас пять лет. Чудесная девчушка небесной красоты, как две капли похожа на тебя.

Очень надеюсь, что наша дочь не выберет нашу профессию и не превратит свою жизнь в игру, как это сделали мы с тобой. Я не хочу, чтобы она повторила наши ошибки, слишком они тяжелы. Такие ошибки всегда смертельны, и мы с тобой это доказали.

Сегодня я пришла сообщить эту новость и попросить у тебя прощения. Наверное, я была не права, не дав тебе шанса. Но, можешь не сомневаться, я продолжаю платить за эту ошибку каждый день. Я продолжаю тебя любить всем своим сердцем, и эта любовь не стала меньше. Прости меня, Жан Пьер.

Ну что же, мы доиграли с тобой сегодня нашу пьесу. Нашу драму жизни. Я устала. Мой первый в жизни спектакль без зрителей, а партнёр – мёртв. Ни тебе аплодисментов, ни цветов. Так необычно.

Пожалуй, я сама нарву себе цветов с твоей могилы и представлю, что их мне подарил ты в знак восхищения моим сценарием и моей игрой. Видишь, роскошный букет получился.

Что ж, я, пожалуй, пойду…

Ой, я все-таки запнулась об эту хрень и упала.

Эх, Жан Пьер, ты неисправим…

Этот солнечный сентябрьский день принёс небывалую суету кладбищу Бухареста. С раннего утра к его границам приехало множество людей, молчаливо ожидавших некоего события. А к обеду в его владения церемониально въехал роскошный катафалк, скрывавший внутри гроб с телом какого-то выдающегося гражданина. Траурная церемония, состоящая из тысяч людей и сотен журналистов с камерами, заполнила всё кладбище. Пару часов в одном из его укромных уголков звучали траурные речи, а ещё через некоторое время церемония покинула территорию усопших, и на месте, где она была, остались две женские фигуры, одна из которых принадлежала молодой девушке, а другая была мраморной статуей, занявшей своё место на могиле только что погребённого человека. Статуя изображала сидящую на земле женщину, гладившую сброшенные ангелом крылья.