Видел бы ты выражение её лица – она смотрела на меня, как на Кентервильское привидение. Уверена, в тот момент она подумала, что под вещью я подразумевала её жизнь.

Боже, я упивалась её страхом и беспомощностью. Нет, я конечно же не испытывала к ней былой ненависти. Наверное, мне было её даже жаль, но!.. Лишить себя удовольствия созерцать бессилие и униженность Луизы – я не могла себе позволить. Я буквально царствовала на руинах побеждённого города:

– Дело в том, что мы с Жан Пьером играем в одном спектакле. В одном старом спектакле. И собираем к нему реквизит, который когда-то уже использовали в нём. Я знаю, что один такой реквизит есть у тебя – это тот самый лак для ногтей, что дарил тебе Жан Пьер. Мне не нужен целый флакон, мне достаточно один раз накрасить ногти. Луиза, не могла бы ты мне его дать? – было бы странно, если после услышанного, Луиза не отдала бы мне целый флакон. Ногти я накрасила, а флакон выбросила.

Между прочим, остальные владелицы твоего лака отказались мне его давать. В этом был их протест моему успеху и зависти к моей фамилии, которую каждая из них мечтала получить. Выйти замуж за Василеску и родить ему ребёнка – ведь ты так хотел ребёнка – верх фантазий для всех твоих воздыхательниц. Но кольцо с громкой фамилией получила молдавская актрисулька, покинувшая родину и добравшаяся до Бухареста в поисках лучшей доли.

Все актрисы мстительны и злопамятны – это важная часть профессии. Мы блистательно играем друг перед другом фальшивые улыбки, но никогда не играем ненависть – она у нас настоящая. Поэтому при каждом отказе дать мне лак, я испытывала странное удовлетворение, словно мои ученицы выполнили домашнее задание на «отлично». А Луиза просто дура, какой и была всегда. Что только ты в ней нашёл, не понимаю до сих пор.

Ну что же, Жан Пьер, теперь мы снова вдвоём, с нашим реквизитом. Я должна сказать тебе то, что по своей глупости запрятала на годы в свою душу, чем прожгла её дотла. Несказанные слова превращаются в лезвия, кромсающие всё в мелкие лоскуты.

Я буду говорить эти слова торжественно и с выражением. Я буду говорить их голосом Жанны д’Арк на эшафоте: «ТЫ НЕВЫНОСИМ! ТЫ ОТВРАТИТЕЛЕН!»

Ты сделал меня несчастной и одинокой. Я ушла от тебя, потому что больше не могла терпеть все твои измены. Ты говорил, что любишь меня, а сам тут же лез в постель к другой женщине.

Ты клялся мне в любви, и я страдала от твоих признаний, потому что верила тебе и, одновременно, не понимала: зачем тебе нужен ещё кто-то другой, кроме меня. Я несчастная! Я несчастная! Я НЕСЧАСТНАЯ!..

Итак, первый акт закончен.

У нас антракт.

Я, пожалуй, выпью это чёртово чёрное пиво. В антракте же все обычно идут в буфет…

Акт 2

Странно, что я не сразу нашла твою могилу. Она на этом кладбище выдаётся среди других могил точно также как выдавался ты среди живых. Красиво!

Грустный ангел с крыльями, держащий в руках розу. Только ты мог так скрупулёзно продумать свой посмертный памятник. Это же из твоей пьесы «Следы ангела», в которой ангел влюбляется в земную женщину и из-за любви к ней отрезает себе крылья. Погибает. Не в силах справиться с утратой, погибает и земная женщина.

Ирония в том, что я играла ту самую земную женщину.

Между прочим, пьесу до сих пор ставят в театре, но я, естественно, не занята в нём.

Я помню твой прекрасный стих, который ты написал для этой пьесы:

Мне нельзя, я уже не летаю —
Крылья вырваны жёсткой рукой.
До обрыва с улыбкой шагаю,
чтобы взмыть хоть на миг над землёй.
Хоть на миг… И в последнем полёте
Я оставлю себя навсегда
Вам на память. Как птица на взлёте,