Вдруг тихий стук разорвал тишину за дверью, знакомый голос позвал:
– Маруся, доченька, это я, матушка твоя. Отвори.
Мария выглянула в небольшую щелку недоверчиво, а мать зашептала ей испуганно:
– Всю скотину увели у вас со двора. Я только успела лошадь с телегой в лесу спрятать. Доченька, садись с детьми в нее да уезжай куда глаза глядят. Не будет тебе тут жизни! Косой всех зовет против тебя вилами идти, избу сжечь, а тебя наказать за блуд.
Молодая вдова горячо возразила:
– Матушка, не греховодница я. Мужу никогда не изменяла, вот тебе крест. Могу перед иконой божией матери поклясться.
Да только матушка замахала на нее руками:
– Смуту навел Косой, распалил всех! Угомону теперь не сыскать. Семен в могиле, и заступиться за тебя некому. Уезжай, доченька, если не хочешь, чтобы тебя по деревне в непотребном виде гоняли и грязью закидывали. Ведь так и будет Косой дальше поганить имя твое честное. Всем рассказал уже, что сношался с тобой. И как мужиков ты привораживаешь, чтобы сердце им высушить для своих дел колдовских.
Вскрикнула Мария от того ужасного оговора, что черной тенью теперь тянулся по всей деревне, и поняла – надо бежать. Вместе с матерью собрали они как можно больше вещей, нагрузили телегу до самого верху. Усадила Мария деток, сама вскарабкалась на передок и тронула вожжи. Потащила лошадь тяжелый груз в ночи по сельской дороге.
А куда она ехала, того и сама Мария не знала. Куда глаза глядят, лишь бы подальше от деревни, где считают ее распутницей и только думают, как учинить прилюдную расправу.
Ехала молодая вдова и тихонько плакала от своего одиночества и несчастной судьбы. Была замужней женой, зажиточной крестьянкой, но вдруг от одного черного слова Егорки Косого лишилась всего. Стала бедной вдовой, которой головы приютить негде.
Даже не догадывалась несчастная женщина, какая жизнь ждет ее впереди.
***
Красавица в ночной рубашке упала в ноги оборванному бродяге, протянула тяжелый кошель с монетами и украшениями:
– Возьми все что у меня есть, умоляю!
Пять лет прошли как один день с той страшной для Марии ночи, но каких! После побега из села подальше от озверевших односельчан длинная дорога кружилась и петляла двое суток вдову с детьми. Пока не оказалась Мария с детьми в небольшой деревеньке на две улицы. Такое тихое было место, что показалось оно сначала ей безлюдным, одна лишь мельница шуршит лопастями над тонкой речкой.
Едва живая от усталости Мария спустилась к речушке, чтобы набрать воды для детей. Были они без еды, воды и сна вторые сутки, а впереди ждала только смерть, никто не поможет нищей вдове с целым выводком… Нахлебники в чужом доме не нужны.
«Такая жизнь хуже смерти. Пускай бы уже забили камнями в родном селе! Утоплюсь, а добрые люди детишек в сиротский приют отдадут. Пускай живут без ласки материнской, зато сытые», – решила Мария в отчаянии.
Шагнула она в речушку и оробела от грозного окрика. Из мельницы вышел насупленный мужик весь в мучной пыльце с головы до ног. Взгляд у него был до того суровый, что Мария выпалила всю правду на его вопрос «Вы кто такие?»
– Пришлые, бездомные…
Мельник внимательно всмотрелся в троих ребятишек, что жались на телеге друг к другу, в почерневшую от горя молодицу во вдовьем платке. И вдруг кивнул на старенькую избу по соседству от мельницы:
– Коли без дома остались, так вон дом пустой стоит, хозяева померли давно. Заселяйтесь.
С тех пор началась у молодой вдовы новая жизнь. А тот самый мельник, вдовец Савелий, принялся помогать соседке обживаться, то забор ей поправит, то печку отладит, чтобы не дымила.
А она не отказывалась, трудно одной со всем хозяйством управляться. Пусть и приучена была Мария к труду, не жалея себя, от зари до зари возилась в огороде, ухаживала за скотиной, но мужской работы не умела. Не хватало ей сил в тонких, нежных пальцах, чтобы наколоть дрова или переложить крышу на бане.