в «Природоведенье» смотрел, чтоб отыскать

цветы, что я любил так поливать.

Квартира состояла лишь из кухни

с плитой, баллоном газа и столом,

и комнаты побольше, с потолком

беленым и неровным, в коей двух нет

свободных метра, только посреди;

а так предметы мебели впритирку

вдоль стен располагались – под копирку

не нарисую то, что я, поди,

уже забыл, но было так примерно:

у входа, у стены, был шифоньер, но

его переставляли иногда,

затем диван, где с мамою нередко

лежал я, обсуждая то отметки

свои за знания, то что вообще видал,

а мама задавала осторожно

порой вопрос о девочках, мол, кто

из них мне симпатичен? – Как никто? —

и я, преодолев свой стыд несложно,

раскалывался, чувствуя душой,

как сладко мне сейчас и хорошо.

У дальней стенки детская кроватка

стояла, где спала моя сестра.

Левее – печь, куда мы из ведра

совком бросали уголь, когда хатка

холодной становилась в зимний день.

О, ежедневный труд по выгребанью

золы из печки! Здесь уж пахнет данью

известной мифологии, где тень

Сизифова к бессмысленной обузе

была пригвождена, как, скажем, к музе

привязан я, замечу в скобках тут.

Поэтому я счастлив был настолько,

когда перебрались мы в новостройку,

квартиру получив, где подают

по трубам кипяток, чтоб батареи

отапливали комнаты, что мне

вам трудно описать восторг, и нет

уж слов тех в лексиконе, лишь идеи

теперь в моей витают голове,

и тех, пожалуй, три иль даже две.

Итак, у печки, возле левой стенки

кровать моя стояла. Где-то стол

еще стоял, но где – не помню. Пол

был деревянным, крашеным. Коленки

под одеялом подогнув, лежал

я на боку и засыпал так сладко,

особенно, когда смотрел украдкой

для взрослых фильм по телеку, – стоял

у ближней стенки телевизор, между

окном и дверью в кухню; я, надежду

питая не уснуть, пока пройдет

программа «Время», разлеплял глазенки

слипавшиеся, но едва колонки

шли титров фильма, как уже Эрот