Чей-то стон стеной ослаблен:

Мать – не на смерть. На матрасе —

Рота, взвод ли побывал?

Дочь-девчонка наповал.

Сведено к словам простым:

НЕ ЗАБУДЕМ! НЕ ПРОСТИМ!

КРОВЬ ЗА КРОВЬ и зуб за зуб!

Девку – в бабу, бабу – в труп.

<…> И ещё через минуту

Где-то тут же, из-за стенки,

Крик девичий слышен только:

«Я не немка! Я не немка!!

Я же полька!! Я же полька…»

Александр Солженицын,

из поэмы «Прусские ночи»

После зверств нацистов на территории Польши и СССР, зная о концлагерях смерти и бабьих ярах, блокаде Ленинграда… хочется быть кровожадным и с ненавистью повторить за Эренбургом: «Берлин ответит за всё». И сейчас невозможно без волнения читать статьи Эренбурга, повторяющего клятву от имени каждого солдата, каждого труженика тыла, каждого военнопленного, каждого входящего в газовые камеры или стоящего у расстрельного рва, от имени каждой истерзанной фашистами женщины: «Берлин ответит за всё».

«Мы ничего не забудем. Мы идём по Померании, а перед нашими глазами – разорённая, окровавленная Белоруссия. Мы и до Берлина донесём неотвязный запах гари, которым пропитались наши шинели в Смоленске и в Орле. Перед Кенигсбергом, перед Бреслау, перед Шнейдемюлле мы видим развалины Воронежа и Сталинграда. Мы много говорили о прорыве ленинградской блокады. Думали мы при этом о самой блокаде, о наших детях, о погибших детях, которые, умирая, молили мать: крошку хлеба! Солдаты, которые сейчас штурмуют немецкие города, не забудут, как матери на салазках тащили своих мёртвых детей. <…> За муки Ленинграда Берлин ещё ответит. <…> Теперь он скоро ответит – за всё. Он ответит за немца, который порол беременных женщин в Будёновке. Он ответит за немца, который подбрасывал детей и стрелял в них, хмыкая: “Новый вид спорта…” Он ответит за немца, который жёг русских женщин в Ленинградской области и хвастал: “Эти русские горят, как будто они не из мяса, а из соломы”. Он ответит за немца, который закапывал старых евреев живьем, так, чтобы головы торчали из-под земли, и писал: “Это очень красивые клумбы”. Берлин ответит за всё. И Берлин теперь не за горами»[41].

Нельзя осуждать солдат, жаждущих мести. Но так же, как пламя лесного костра, повинуясь анархии ветра, легко перебрасывается на жилые дома, так и ненависть к врагу, подталкиваемая призывами к мщению, алкогольными парами вырвавшаяся из бутылки, из ненависти на поле боя превращается в преступную вседозволенность, обращённую против всех, в вакханалию погромов, мародёрств и бесцельных убийств. Гормоны агрессии усиливают сексуальную активность, на животном уровне трансформирующуюся в сексуальную агрессию, неконтролируемую мозгом, и тогда невозможно уговорами и воспитательными беседами остановить необъявленную войну: самцы против самок, мужчины против женщин… «свои против своих».

Женщины, изнасилованные войной. Какой зверь или птица – символ войны? Ворон, чёрный ворон, насилующий женщину на верещагинском поле, усеянном черепами. Это и есть «апофеоз войны»[42].

Политуправление 3-го Белорусского фронта генерал-полковника Черняховского, начавшего 13 января наступление на Восточную Пруссию, обратилось к войскам: «Солдаты, помните, что вы вступаете в логово фашистского зверя!» Он показался им недостаточно воинственным, и они подкрепили его призывом к насилию: «Солдаты Красной армии, теперь вы на германской территории. Час мести пробил!»

Ну что ж, мстить гадам так мстить. Лозунг трактовать можно по-разному, как говорится, в меру испорченности. Эренбург, утверждавший, что солдат Красной армии интересуют не Гретхен, а фрицы, оскорблявшие советских женщин, лукавил. Между строк читалось: «Гретхен ответит за своих сыновей».