Немного понаблюдав за хозяином дачи и его пьяными приспешниками, продолжавшими орать под расстроенную гитару, я пошёл ополоснуть лицо в ванную комнату. Но ванная (кто бы сомневался!) была уже кем-то занята. Я постучал пару раз по белой с жёлтыми пятнами двери, но мне никто не ответил, и я решил просто обтереть лицо снегом. Однако именно в этот момент дверь ванной немного приоткрылась, и я увидел улыбающееся и слегка уставшее лицо Алёны Грушиной. Она поманила меня пальцем, и я без предубеждения зашёл к ней. Продолжая молчать, она обхватила мои плечи и подставила губы для поцелуя. На несколько секунд я замер, как будто обдумывая, как лучше её поцеловать, а затем высунул язык и провёл им по тёмно-розовым губам Алёны. Она вздрогнула и открыла удивлённые глаза, а через мгновение сама высунула язык, предлагая мне продолжить начатую игру. Как два моллюска, на время выбравшиеся из своих влажных раковин, наши языки не без удовольствия сплелись друг с другом. Я щёлкнул шпингалетом на двери ванной комнаты. Кто-то глухо постучался и выругался, но мы уже не могли остановиться. Я начал раздевать Алёну, но она воспротивилась, сказав, что мы сделаем это позже, в общежитии, у неё в комнате, на выходных, когда все девочки разъедутся. Возбуждённый столь заманчивой перспективой наших с Алёной отношений я стал гладить, массировать и целовать её тело через одежду. Этому она не противилась, и даже сама подставляла к моим губам свои довольно крупные груди, красота которых бесстыдно просвечивал через футболку и полупрозрачный бюстгальтер.

Вдоволь поласкав друг друга, мы незаметно покинули ванную комнату. Сначала в прихожую вышел я, сделав вид, что здорово проблевался и хочу пить, а минут через десять мой маневр повторила Алёна. На кухне сидели двое – хозяин дачи и тот обиженный стриптизом парень, Дима Тугин, которого еле увели с балкона. На гитаре уже никто не играл. Оба пребывали в той тяжёлой русской задумчивости, которая через мгновение могла перерасти в убийственную драку или в оголтелое братание. Оба медленно курили, поднося к губам сигареты дрожащими от пьянства руками. Оба походили на вымотанных долгим боем боксёров, ожидающих, кто упадёт первым. Их языки говорили слова, которые они не понимали, а если и понимали, то сразу же забывали понятое. Я подошёл к ним и спросил, собираются ли они спать. Хозяин дачи посмотрел на меня усталыми глазами и промямлил, что будет спать прямо тут, на кухне. Дима Тугин тоже захотел спать на кухонном полу и попросил меня, как самого трезвого, снять с вешалки его синтепоновую куртку. Я кинул ему куртку, и он свернулся калачиком возле кухонного стола. Хозяин дачи презрительно усмехнулся и сказал, что никто не может его пересидеть за бутылкой водки. После этого он, сильно раскачиваясь из стороны в сторону, как ель во время урагана, проследовал в туалет и долго-долго блевал в унитаз. Я сделал себе чая, а потом улёгся на полу зальной комнаты, рядом с Алёной Грушиной, которая, впрочем, уже крепко спала.

Разбудил меня часов в семь утра какой-то знакомый шум. Я перевернулся на спину и с трудом открыл набрякшие веки. Слышались всхлипы, шлепки, ритмичный скрип мебели. Быстро поняв в чём дело, я поднялся на ноги и тихо, не задевая спящих, вышел из зальной комнаты на рысьих лапах. Звуки секса раздавались где-то совсем рядом. Я приоткрыл дверь спальной, но там люди просто валялись на полу и неразобранной кровати. Тогда я подошёл к двери комнаты, где, должно быть, проводил время на летних каникулах хозяин дачи, и тихо взялся за металлическую ручку. Увиденное не столько удивило, сколько парализовало меня. На полутораспальной кровати с высокими деревянными спинками совершали старый как мир акт два тела разного окраса и величины. Первое, стоявшее на коленях, упёршись головой в стену, было коротким, плотным и слегка смугловатым. Второе, напротив, было длинным и белым, как молоко, с прыщами на спине и ягодицах. Первое тело сотрясалось и стонало под ритмичным физическим воздействием второго тела. Второе тело крепко держало первое за волосы и усердно раскачивало бёдрами вперёд-назад, как маятник на батарейке. Первое тело наслаждалось процессом, а второе явно спешило довести первое до известного пика. К моему глубокому огорчению, первое тело принадлежало Карине, а второе – хозяину дачи. Понаблюдав за сношающимися несколько секунд, я тихо прикрыл дверь и почти на цыпочках вышел на балкон, вновь ловко огибая спящих. Курить почему-то не хотелось, и я принялся задумчиво жевать снег.