Жиль вдруг понял, что не знает — а что им вообще надо-то, женщинам? Он ещё не стар, сорок шесть — это не старость, особенно для мага. Зятю-маршалу за шестьдесят, а его старым никто не назовёт. Что лыс — ну, так вышло, мог бы быть золотистым блондином вроде любого из племянников Вьевиллей, да и был — до определённого момента. Хром — ну тоже невелика беда, верхом-то ездит, как дай бог всякому здоровому. И то Жакетта, его золотая девочка, ему ногу неплохо подлечила, можно на неё опираться почти без боли и иногда — даже без посоха.

Да и вообще, он принц и Роган. И уже не первая такая вот особа ему — ему! — отказывает, и даже не вторая — он-то знает, что на самом деле Анжелики де Безье было две. И ни одной он не глянулся. И теперь вот ещё госпожа Мадлен.

Эх, шла бы речь о паре ночей — не посмотрел бы на запрет, воспользовался бы магией, хоть бы в самом начале. Но он-то хочет не на пару ночей, да и госпожа Мадлен ему, откровенно говоря, приглянулась, с ней бы попробовать по-настоящему.

Значит, придётся понимать, как оно вообще, когда по-настоящему.

____________

4. 3. Почему она?

Мадлен не могла уснуть до полуночи — думала о странном предложении Жиля де Рогана. Откуда на её голову взялся один из первых вельмож королевства? Где подвох? Потому что поверить в то, что она заинтересовала его сама по себе, не выходило никак.

Когда она впервые услышала о нём? Зимой, когда весь королевский двор обсуждал его возвращение из дальних странствий и таинственное завещание его брата? Или раньше?

Да ничего она не знала.

То есть как, знала, конечно, что существуют в природе Роганы. Как королевская семья, как Вьевилли, как Рокелоры, как Марши, в конце концов — всё это примерно про одно. И одного даже знала лично — потому что братец Жанно каким-то образом в своих дальних странствиях сдружился с целым одним Вьевиллем, и потом уже, по возвращении, через него — с его кузеном Роганом. Тому Рогану Жанно их с мужем даже как-то представил — звали его Анри, и был он весьма юн, ещё младше Жанно, а тот у них в семье самый маленький.

И в связи с этим Анри Мадлен и услышала про его родственника Жиля.

Болтали, что тот давным-давно рассорился с остальным почтенным семейством и отправился восвояси, или что он совершил что-то такое, за что собственный отец, принц Людовик, брат короля Франциска, выгнал его из дому и запретил возвращаться. Мадлен не знала, сколько правды было в тех россказнях, но историю эту притащил в дом младший брат мужа, Жан-Люк, который единственный из всех четверых братьев Кресси имел придворную должность — под началом главного ловчего. Он и сообщил — что Жиль де Роган явился ко двору, потрясая каким-то завещанием, и требовал часть имущества своего покойного брата, отошедшего ныне к племяннику, тому самому Анри.

От Мадлен тогда ещё потребовали рассказать, что она знает про того Анри — ведь это друг её брата! Но поскольку за разговоры с друзьями брата с неё в этой семье всегда весьма строго спрашивали, она только плечами пожала — по имени знаю, и в лицо, потому что видела, да и всё.

Позже до Мадлен долетали разве что отголоски — например, когда тот самый Анри прибыл ко двору с невестой, Анжеликой де Безье, они с мужем подходили познакомиться — Жанно зазвал. И просил быть внимательными и смотреть в оба — мало ли что, всё же родичи, а чего ждать от того Жиля — никто не знал. Но о том же он просил и сестрицу Мари с мужем, бароном Эспри. То есть, шума было много, а самого Жиля Мадлен и не видела. Надеялась — когда вся эта история завершится, Жанно придёт в гости, сядет в гостиной и всё-всё ей расскажет. Он-то в самом центре событий! И Мадлен тогда ещё не понимала, насколько в центре.