Она подумала, что если бы он был ей интересен, то можно было бы спросить о нём самом. Но вдруг ему того и надо? Она однажды сделала такую ошибку — принялась расспрашивать приятеля Ангеррана, который делал ей недвусмысленные авансы, и утверждал, что и муж не узнает, и от неё не убудет, и вообще ей понравится. Что там могло понравиться — Мадлен искренне не понимала, а потому принялась отвлекать его от своей особы, спрашивая про него самого. И он, скотина, вообразил, что раз так — то он ей глянулся, и пришлось через пару дней немного попугать его магически, потому как он решил, что можно и руки распустить. Для представителя серьёзной магической семьи Мадлен умела мало, но чтобы напугать не-мага, много и не требуется. Это потом уже она поняла, что нужно было поступить ровно наоборот — улыбаться, хлопать глазами и трещать самой — о кухне и о детях. Эту трескотню не выдерживал решительно никто, даже Ангерран обычно приказывал ей замолчать, стоило только придать лицу соответствующее выражение и рассказать о свежих проказах Аделин.

Но почему-то Мадлен не хотелось сейчас говорить о том, как девочки прятались под столами в обеденной зале, а Аделин училась магически подслушивать взрослых, и была за этим занятием изловлена господином маршалом собственноручно. Он принёс её, извивающуюся и вопящую, к Мадлен, и очень попросил больше так не делать. И потом уже Мадлен сама сделала дочери внушение, но подозревала, что не имела особого успеха, и Аделин при случае попробует ещё раз. Упрямство у детей было от их отца, а внешность и, как надеялась Мадлен, сообразительность — от Саважей. Впрочем, Саважи тоже те ещё упрямцы, так что — прекрасная наследственность с обеих сторон.

— Госпожа Мадлен, — о, принц собрался-таки что-то ей сказать.

— Да, ваше высочество, — пролепетала она.

Почему-то у неё при нём язык не поворачивался обычным образом, как примерзал где-то там во рту. Если он её не трогал, конечно, и в ладонь ей не дышал.

— Вы не получали известий от вашего брата в последние дни?

О да, у них есть ещё одна общая тема, и это Жанно. О нём можно говорить, это безопасно.

— Пока нет, увы. Я говорила с его супругой — по магической связи. Как-то так вышло, что я вызывала его, а отозвалась — она. Просила прощения, что ответила вместо него, сказала — подумала, что-то важное.

— Госпожа Анжелика продолжает удивлять. Надо же, смогла ощутить вызов, адресованный не ей, но, очевидно, очень близкому человеку. Только слышал, что так бывает. Или у меня не было настолько близких людей? — он вздохнул. — И как? Было там важное?

— Я хотела узнать, как он, а оказалось — ещё слишком слаб, чтобы сосредоточиться.

— Это понятно, его очень неприятно ранили.

— Но… говорят, там очень хорошие целители?

— Да, госпожа Мадлен, это правда. Ваш брат оказался в самом том месте, которое нужно, — он мало того, что смотрел на неё, так ещё и легонько погладил её пальцы. Той самой многострадальной руки.

Простейший жест, но её почему-то взволновал. И сердце заколотилось. Вот что это, скажите на милость?

Коридор кончился, принц отворил и придержал для неё дверь наружу, в сад Пале-Вьевилля. Здесь росли всевозможные цветы, а в центре был устроен фонтан — три мраморных девы танцевали в струях воды. И вокруг фонтана в хорошую погоду обычно играли всевозможные дети — сыновья господина Эжена и принцессы Клод, дочери господина Этьена и принцессы Хуаны-Терезии — они были ещё совсем малы и приходили с нянькой, сын и дочь госпожи Шарлотты, дети кое-кого из ближних людей господина маршала, и — три её девицы.

И прямо сейчас одна из помянутых девиц, четырёхлетняя Шарлотта, разглядела матушку аж из-за фонтана и с громким воплем «Мама пришла» ринулась к ней. Сшибла с ног маленькую внучку господина маршала Каэтану, наступила в какое-то варево из песка, воды и травы, которое готовили три девицы постарше, включая её сестрицу Мари, и под поднявшийся громкий рёв запнулась о собственную юбку и повалилась на мощённую камнями дорожку.