«Я позволил войти киллеру в наш номер. Непростительно, Гектор.»

– Все будет хорошо, – еще раз сказал Гектор.

– Не думай, что я простила тебя, – сказала она.

Они прошли регистрацию, сели в бизнес-класс и смотрели в окно. Гектору снова показался тот же дракон, что видел в отели. Шепот был недолгим. Как только самолет набрал высоту, галлюцинации прошли.

Чуть позже Гектор подыскивал новую квартиру на Петроградке, пока Мария мяла свою грудь перед зеркалом и представляла, как одеться для ЗАГСа. Они запланировали быть только вдвоем, не считая автоответчицу, которая из раза в раз повторяет одну и ту же – «в гробу я ее видела» – речь для молодоженов.

Гектор и Мария – в бежевых тренчах и темных очках, несмотря на то, что была зима, – стояли перед кудрявой женщиной со смуглой кожей. Женщина та была украшена золотыми цепочками, подвесками, браслетами и кольцами, словно надела все, что досталось от мамы. Наиграно радостным голосом она поздравила их с новой главой жизни.

«У Андре было десятки исполнителей, – вдруг вспомнил Гектор и посмотрел на Марию. – А ты сильнее, чем кажешься, не так ли? После первого убийства меня еще два месяца тошнило при виде людей».

Отец Марии – он был в джинсовой жилетке с кучей карманов – выпил немного водки и уже в середине ужина блевал в туалете, издавая страшные, нечеловеческие звуки, которые имела удовольствие услышать уборщица.

Вместе они поехали на такси в отель – вчетвером в одной машине, чтобы все было по-семейному, потому что уж так довелось, что чем теснее и беднее, тем семейнее. Мать Марии, сидевшая в шубе, рассказывала пошлые анекдоты, пока Михаил Иванович пил газировку, смотрев в усыпанное капельками воды окно.

– Заходит, значит, девушка в бар, – это был уже третий по счету анекдот в исполнении Надежды Васильевны. – Красивая такая, вся из себя секси-шмекси. К ней подходит бармен и спрашивает: что-нибудь налить? Она сидит такая, смотрит на него, а потом говорит: слушайте, а можно личный вопрос? Бармен на автомате протирает стол тряпочкой и говорит: ну можно. Девушка смотрит по сторонам. Убедившись, что рядом никого нет, спрашивает: а правда, что у барменов… ну маленькие? Бармен глаза вылупил и не знает что ответить. Ответит, что это вранье, тогда возьмет на себя слишком много, член ведь может не оправдать ожиданий. Ответит, что это правда, то со стыда сгорит. Если начнет оправдываться, то уж точно она решит, что маленький. Бармен водит тряпочкой по столу и громко так, прям даже с ненавистью, говорит: а это правда, что у девушек, которые спрашивают про пенисы… у них большущие волосатые вагины?! И весь такой грудь надул, как будто идеально выкрутился, и прибавил: …и еще сиськи висячие?! Девушка меняется в лице, резко встает, выпрямляет юбочку и обиженно отвечает: я вообще-то про зарплату, – Надежда Васильевна раздалась хохотом на заднем сидении между Марией и мужем.

– Маамаа, – потянула Мария.

– Что болит, о том и говорит… ну вы поняли, – бурчал Михаил Иванович.

– Точно! Она ему про зарплату, а тот про стручок, – Надежда Васильевна выдерживала высокую тональность.

– Я про тебя вообще-то, – сказал Михаил Иванович.

– Ой, напился, сиди и не ной.

Гектор впервые за долгое время обнаружил себя в кругу людей, которые не говорят об убийствах и деньгах. Все было по-доброму, по-простому. Он не смеялся так много, как остальные, вернее, вообще почти не смеялся, но чувствовал, что его жизнь меняется. Грязь, кровь и имена на бумажках становились все меньше и меньше, прямо как Деловэр, когда они летели на самолете.

Двумя часами позже.