- Ты когда пришел-то? Ночью?

Он качнул головой, подтверждая мои догадки. И все... ни привет, ничего... Как будто бы и не рад был меня видеть.

- Мшка, ты чего? - не поняла я и встревожилась. - Что-то случилось?

- Нет, - мотнул он головой. - Ты, Ась, не переживай. Я не надолго. Я просто не подумал, что, - он запнулся, - я вам мешаю. Прости.

Он наконец-то поднял олову и виновато взглянул мне в глаза.

- Я просто забыл сказать Борису, что так просто не открыть, и я сжег бумагу на которой была написано, как ее открыть, чтоб никто не смог, кроме меня... А вчера Ваську долго будили, - рассказал он то же самое, что говорил Борис, - и мы боялись, что Борис не успеет вернуться до рассвета.

- Ерунда, - отмахнулась я. - Он сам догадался. А я подсказала, кто автор книги. Только скажи-ка мне, мил-человек, с чего ты взял, что ты нам мешаешь?!

Миша покраснел, но ответил:

- Я пришел ночью, а вы... и я понял, как сильно вам мешал.

Я рассмеялась. Теперь все стало понятно. Я шагнула вперед и обняла Мишку.

- Дурак. Ты нам не мешаешь. Поверь, я очень рада, что ты вернулся.

Все оказалось просто. Мишка примчался в Жутово после недельной отлучки неизвестно где, а его никто и не ждал. Старая хозяйка постоялого двора, которая позволяла ему жить летом на конюшне, а зимой при кухне, померла. И теперь никто его не ждал. Сын этой доброй женщины только обрадовался, что избавился от лишнего рта. Почему он не заметил, что одновременно избавился от не лишней пары рук, я не знаю.

А мне нужны были еще одни руки. И Мишкина светлая голова. Потому что я планировала построить печку. Лето перевалило за вторую половину, и я не хотела оказаться на месте той стрекозы, которая беззаботно скакала все лето и замерзла, когда настали холода. А про печки Мишка точно знает больше всех. Я видела их в далеком детстве, а Борис никогда не топил.

Мишка в строительстве печей немного разбирался, несколько раз помогал печнику чинить и класть печи в деревне. И внимательно слушал и запоминал то, чему его учил мастер. Карьера печника ему не светила, но построить что-нибудь примитивное, для обогрева дома зимой, он мог.

Обсуждать предстоящую стройку мы начали прямо во время завтрака-обеда, прячась от палящего солнца под раскидистым деревом на берегу ручья. Здесь было прохладнее. Мы жевали кашу из лебеды с рыбными котлетами и конструировали печь.

- Мишка, ты просто клад, - рассмеялась я. Когда мальчишка несколькими линиями обозначил параметры будущей печи, называя каждую часть своим именем. Я кивала, даже не стараясь разобраться во всех этих вьюшках, поддувалах и колосниках. - А ты знаешь, как сделать огнеупорные кирпичи?

- Ага, - кивнул он. И улыбнулся, - Из глины. Я не уверен, но, полагаю, их надо обжечь...

- Конечно, - согласилась я, - а еще я слышала, что в смесь для огнеупорных кирпичей добавляют шамот, а это...

- Точно! - воскликнул Мишка, хлопнув себя по лбу, - я вспомнил. Шамот — это крошка из обожженной глины. Дядька Платон по всей деревне черепки собирал... Особенно ему нравилась белая посуда...

- Бела-а-ая, - протянула. Я знала, в моем прошлом мире белая глина называлась каолин, видела ее в косметических масках. И прекрасно представляла, как она выглядит. - Интересно, а здесь она есть?

- Должна быть, - тряхнул головой Мишка. - У нас в Жутово нет, но если я правильно понял, то наша речка течет через Пределы и называется Гончарка... Вдоль нее селятся гончары, потому что на берегу подходящая глина.

- Может ты и прав, - кивнула я. - Когда мы строили дом, всю глину добывали у ручья. И Борис говорил, что она отлично спекается и не трескается... Он ее магией сушил.