Однако сердце моё кольнуло иголкой: что-то было не так. Не в словах Геллерта, а будто… Будто он чего-то не знал.
Вот только что знала я сама, до сих пор не уверенная в собственном имени?

В висках предупреждающе запульсировала кровь: опасно, опасно, сюда не надо. Я не сдержала гримасу боли, и Геллерт с неподдельной тревогой спросил:
— Кристин, что с вами? Вы хорошо себя чувствуете?
— Пустяки, — попыталась улыбнуться я. — Просто голова разболелась.
— Значит, — Геллерт поднялся с кресла, — мне пора. Первая Дева была права — долгие разговоры вам пока вредны.
И хотя я не кривила душой, когда говорила, что мне нравится проводить время и в одиночестве, огорчение всё равно затопило мою душу. Поддавшись ему, я спросила:
— Но вы же завтра придёте? — и тут же испугалась, что сказала что-то неправильное.
Однако Геллерт в ответ с серьёзным видом склонил голову:
— Если хотите, приду непременно. А сейчас отдыхайте. Я скажу Хранительницам, что вы почувствовали себя нехорошо — пусть принесут отвар.
— Спасибо, — пробормотала я.
— Тогда увидимся завтра, — улыбнулся Геллерт и оставил меня одну.
«Он хороший, — подумала я, сползая по подушке из полусидячего положения и сворачиваясь клубочком. — Почему же я не уверена, что он мой муж?»
Увы, ни гулкая пустота памяти, ни сердечное предчувствие даже намёком не отозвались на этот вопрос.

3. Глава 3

Той ночью мне впервые приснился сон.

***

Величественное здание из жемчужного мрамора под сверкающим, будто стеклянным куполом. Крышу портика поддерживают колонны в виде бьющих вверх водяных струй. По ступеням к резной двери бежит белая ковровая дорожка, по которой степенно шагает дородный мужчина в чёрном с красными вставками костюме и коротком пурпурном плаще. Он ведёт под руку изящную светловолосую девушку в алом платье невесты, чьё лицо мне никак не удаётся разглядеть. Дверь сама собой бесшумно распахивается перед ними, и мужчина («Король», — шепчет внутренний голос) со спутницей торжественно вступают под высокий храмовый свод. Тот и впрямь стеклянный, только видно сквозь него отнюдь не грязно-серое облачное покрывало. Ясная небесная синь опирается на гладкие, без окон стены, и почти в самом центре её нестерпимо сияет солнечный круг. Под его лучами собравшаяся в храме толпа выглядит пёстрой стаей заморских птиц, однако шуму от неё куда как меньше.

Девушка и король всё в той же неспешной манере пересекают зал по широкому проходу. Звучит музыка — мелодичная, как журчание равнинной реки. Солнечный диск на потолке теряет ровные очертания, его свет сделался приглушённым, словно проходит сквозь толщу воды. По залу скользят мягкие блики, однако стоит королю подвести спутницу к возвышению из полированного обсидиана и отпустить её руку, как всё исчезает. Над головами снова голубое небо и стоящее в зените солнце.

По семи невысоким ступеням, каждая из которых звучит своим аккордом, девушка поднимается на возвышение, где её ждут благообразный длинноволосый старик в расшитой золотом белой хламиде и стоящий по правую руку от него…
Геллерт?
Я узнаю и не узнаю его: черты плывут, словно зрение пытается совместить два разных лица. А девушка приседает перед стариком («Великим магистром», — вновь шепчет память) в неловком реверансе и становится слева от него.
Под сводами храма воцаряется мёртвая тишина.
— Ваше сиятельное величество, благородные нобили и прекрасные дамы! — голос Великого магистра звучит почти напевно. — Будьте свидетелями: сегодня, в день Макушки зимы шесть тысяч девятьсот девяносто второго года, под сенью Источника заключается нерушимый брак Геллерта де Вальде и Кристин де Ла Ренн!