– И, тем не менее, через несколько месяцев, после того как закончится срок действия договора, и меня, и мадемуазель Мюссон ожидает одно и то же – скучное одиночество, скрашивать которое можно будет лишь воспоминаниями о наших недолгих браках, – возразила моя соседка.
Я участия в этом споре не принимала – если бы мадемуазель Тьери знала, что толкнуло меня на этот брак, она воздержалась бы от сравнений.
– Вот уж нет, дорогуша, – продолжала стоять на своем мадам Преваль, – эти шесть месяцев Айрис проведет в настоящем замке. И неужели вы думаете, что его светлость допустит, чтобы его, пусть и временная, жена хоть кому-то уступала своими нарядами и драгоценностями? Поверьте – она, как и его настоящие жены, будет ездить в карете с гербом и есть с фарфоровых тарелок.
Мадемуазель Тьери рассмеялась:
– Вот уж, право, ей бы лучше ничуть не походить на его предыдущих жен – не то она закончит столь же печально. Ведь всем известно, что над Лефеврами нависло проклятие, и именно поэтому его светлость вынужден был заключить хотя бы такой брак. Да-да, я слышала, что ни одна благородная девица уже не соглашается стать его женой.
Парировать и этот выпад мадам Преваль уже не смогла – но не потому, что утратила свой боевой пыл, а потому, что перед дверью ее булочной как раз остановилась карета его светлости. Но Арлет и сама предпочла прикусить язычок – повторить в лицо маркизу всё то, что она сказала за его спиной, она бы ни за что не решилась.
Впрочем, Ренуар в булочную так и не зашел – за моим саквояжем явился кучер. Мадам Преваль обняла меня со всей теплотой, на какую только была способна. И, как я ни отказывалась, она всё-таки вручила мне большой шоколадный торт в круглой, перевязанной бантом коробке.
– Ах, милочка, может, и не скромно так говорить, но его светлость любит мои торты и непременно требует, чтобы мадемуазель Мишель заказывала их на все торжества. Да-да, он тот еще сладкоежка!
Такая характеристика маркиза совсем не вязалась с тем представлением, что сложилось у меня в голове, но я предпочла просто улыбнуться в ответ.
Я села в карету и сразу почувствовала себя неуютно. Мы с маркизом сидели друг против друга, но я предпочитала смотреть не на него, а на дорогу. Теперь я оставалась совсем одна – без поддержки родных и знакомых. И только сейчас я осознала, на какое безрассудство решилась.
С чего я взяла, что сумею сделать то, что не удалось судебным дознавателям? Если бы найти доказательства, изобличающие Ренуара, было так легко, то это давно уже кем-то было бы сделано. У его погибших жен наверняка были отцы и братья, готовые за них отомстить, и если даже они не нашли, как привлечь маркиза к ответу, то на что рассчитывала я?
Накатившая на меня паника была столь сильной, что я едва не потребовала остановить карету. Меня удержало только то, что мы уже выехали из города, а оказаться одной в темноте, на занесенной снегом горной дороге, было еще страшней.
Я боялась поднять глаза на своего визави – мне казалось, что он сразу же увидит в моем взгляде ненависть и догадается, что я не просто так согласилась на этот брак. Так мы и ехали в молчании первую половину пути. А потом его светлость заговорил.
– Я понимаю ваш страх, мадемуазель! – сказал он с неожиданной мягкостью в голосе. – Не каждая девушка на вашем месте решилась бы принять мое предложение. Но раз уж вы приняли его, я надеюсь, вы сдержите взятые на себя обязательства.
– Равно как и вы свои! – сразу же парировала я.
– Разумеется! – серьезно и спокойно (конечно – он-то ничем не рисковал!) подтвердил он. – В моем слове вы можете не сомневаться. А теперь давайте обсудим несколько важных деталей. Думаю, вы понимаете, что теперь мы должны будет обращаться друг к другу менее официально, чем прежде – иначе у окружающих появятся подозрения. Если не возражаете, я буду называть вас Айрис. Вы также можете обращаться ко мне по имени.